— Оберегай их, Ходжер-ама,[15] от всех болезней и несчастий, пусть растут, живут здоровыми, детей плодят…
Выпивали чарочку с наперсточек, оставляли полкапельки на донышке на счастье молодым, притягивали жениха за шею и целовали в тугие щеки, щекоча редкими бороденками, в которых что ни волос, то подходил для петли, и никакой двужильный соболь не оборвал бы ее. А сосед в это время смотрел на плескавшуюся в бутылке водку и ждал, когда дойдет и до него очередь.
Два пасмурных дня няргинцы выпивали за здоровье молодых.
— Хорошие дни: мух, оводов нет, не мешают веселью, — скалил зубы Ганга.
— Да, верно, когда уснешь на улице, мухи не станут щекотать нос, — хохотал Холгитон.
Два дня спустя после свадьбы стойбище Нярги опустело, осиротело, в душных фанзах осталось несколько немощных стариков, беззубых, согнутых коромыслом старух да малыши неразумные, от которых еще нечего было ждать помощи. Охотники с женами, со старшими детьми разъехались кто куда. Холгитон с женой, прихватив Гангу с Улуской, на одной лодке спустились в русское село Малмыж косить сено для торговца Терентия Салова. Большой дом Баосы тоже опустел, только глава дома остался со старушкой да малыми внуками и внучками, а их родители уехали на Джалунское озеро заготовлять бересту, охотиться на пантачей — изюбров.
Полокто и Пиапон ехали впереди на оморочке, а Дяпа держался возле лодки, на которой находилась его молодая жена Исоака.
— Боится отойти, думает, потеряется жена в лодке, как серебряная монета, упадет в щель, — заявила жена Пиапона Дярикта.
— Не обтерлись еще, молодые, — проговорила жена Полок-то Майда.
Женщины сидели друг за другом на веслах, насмешливо посматривая на размеренно махавшего двухлопастным веслом Дяпу. Агоака, Идари, Исоака со старшим сыном Полокто, Ойтой, кучились на середине лодки, судачили о своих делах. Верховодил над всеми женщинами сын Баосы, Калпе, он, как единственный мужчина в лодке, обязан был править.
— Дядя, а дядя, — перегибаясь через борт лодки, тянулся Ойта к Дяпе, — скажи, ты сможешь обогнать нашу лодку, если мы все враз будем грести?
— Обгоню.
— А ну, попробуй.
Дяпа делал четыре-пять резких сильных гребков, и оморочка на целый корпус уходила вперед лодки.
— Мама! Тетя! Гребите сильнее, догоним дядю! — кричал мальчик.
— Ты же мужчина, если хочешь потягаться силой с дядей, сам садить на весла, — смеялись женщины.
Снохи Баосы, будто позабыли о недавней ссоре, рука об руку хлопотали дома по хозяйству, разговаривали, выпивали вместе на свадьбе Дяпы. Все домашние предполагали, что женщины помирились, и никто не догадывался, что каждая из них прятала выдранные при драке клочья волос в берестяной коробке и всякий раз, меняя белье и взглянув на клубок волос, вновь припоминала позорную драку. Дярикта, скрежеща зубами, клялась оторвать тяжелую косу Майды, а Майда задумывалась и перепрятывала клок волос в другой угол под белье.
В полдень лодка добралась до озера Шарга. На гористой стороне у горловины стояло несколько рубленых русских изб, с изгородями, огородами, с загонами для скота. На берегу стоял рыжий широкоплечий парень с голубыми глазами, с курчавой молодецкой бородкой.
— Иван, дорастуй! — закричал Калпе, направляя лодку к берегу. — Чего тебя стой? Ай, Иван, твоя голова, волоса вокруг губа точна, как у лиса. Ризая-ризая. Пуснина мозна сдавать. Лиса, лиса, а фамили Зайча, как так?..
— Ты, Калпе, чевой-то разговорчивый больно, — ухмыльнулся Иван Зайцев. — Перед девками, что ли, выхваляешься?
— Девка, какой девка? Сестры да женщины брата Полок-то, Пиапона и Дяпа. Вон они, — указал Калпе на уплывающие от них оморочки.
— На охоту отправились?
— Охота, охота, а баба береста варить будут, котел брал.
— Скажи братухам, изюбра нет на речках, давеча я ночевал.
— Панты добыл?
— Говорю, нет.
— Тайга больсой, изюбр есть, как его нет? Есть, твоя только не знай, где он.
— Омманываю, думаешь? Езжай, увидишь.
— Я знаю, ты не омани. Охотиса зимой будем?
— А что еще делать зимой? Будем, конешно.
— Ну, ладна, мы поехали. До сидания, Иван Зайча.
Калпе за руку попрощался с Иваном Зайцевым и оттолкнул лодку.
— Видели, какие волосы у моего друга? — спросил он, улыбаясь, у женщин. — Как огонь волосы.
— Нет, как огненная тайга, — засмеялась Идари.