Идари с матерью считались мастерицами, они могли растопить жир и поджарить его на любой цвет, от прозрачно-желтого до густо-коричневого и темного, и любого вкуса — но запросам охотников. Когда весь жир с дневного улова был растоплен, когда Майда заметила, как уменьшился декан — плавник шатром сложенный и сухой тальник, — она отправила двух сестер, Агоаку и Идари, за дровами.
День выдался солнечный, ветер-верховик едва трепал узкие листочки тальника, легкие белые облачка-шалуны изредка набегали на солнце и прикрывали его ненадолго. Вода в протоке, изрезанная течением, закрученная сотнями воронок, морщилась местами от ветра. Идари глянула на воду, и ей показалось, что она видит чье-то знакомое, изрытое оспой, изрезанное старческими морщинами лицо. Это лицо, сколько она помнит, никогда не улыбалось, оно всегда выражало недовольство, озабоченность.
«Так это же отец, — спохватилась Идари. — О нем я думаю. Нет, наша протока не похожа на отца, она умеет ластиться и веселиться, хотя тоже может быть сердитой и даже взбешенной. Но я все равно люблю и отца и протоку».
Идари сидела на веслах и изо всех сил гребла против течения. Она смотрела прямо перед собой на плескавшуюся на дне лодки воду и перекатывавшуюся по ней берестяную чумашку-черпалку, на ноги сестры, обутые в летнюю кожаную обувь: она боялась долго глядеть на воду, на быстрое течение, на завихрения, потому что у нее тогда кружилась голова и сосало под ложечкой. Точно такое ощущение она испытала однажды в детстве, когда по наущению мальчишек — Поты, Чэмче и других — залезла на высокий тальник; лишь чудом удержалась она тогда на дереве и не свалилась на землю. Ее снял с тальника Пота.
Сколько живет Идари на своей протоке, почти каждый лень она ездит с кем-нибудь на лодке то за дровами, то за ягодами или грибами, то на рыбную ловлю, но никак не может без содрогания, без страха смотреть на воду.
— Налегай, переплываем протоку! — прикрикнула Агоака и начала загребать рулевым веслом.
Идари взглянула на сестру и увидела, как понесло ее вместе с кормой лодки вниз по реке, только замелькали тальники и обвалившийся высокий берег с ноздреватой серой глиной. Девушка закрыла глаза.
— Трусиха ты, Идари, — засмеялась Агоака. — Когда ты привыкнешь к течению?
— Не знаю, голова кружится, — прошептала Идари. Переплыли на правый берег, здесь течение было тихое, проглядывалось искрившееся блестками желтое песчаное дно. Запыхавшиеся девушки пристали к берегу и бросились на зернистый горячий песок. Идари лежала вниз лицом, распластав руки в стороны, будто обнимая землю, и ни о чем не думала. Агоака лежала рядом, она брала в ладони песок и тоненькой струйкой пересыпала в вырытую ямку, будто просеивала чумизу, купленную у болоньского торговца У. Вдруг она обернулась к реке, подтолкнула сестренку:
— Смотри, твой Пота подъехал.
Идари села. Пота вылез из оморочки, подтянул ее и подошел к сестрам.
— Бачигоапу, девушки, — поздоровался он, опускаясь возле них. — Что вы здесь делаете?
— На песке играем, — улыбнулась Агоака, кокетливо повернув голову.
Пота улыбнулся в ответ, сверкнул белыми, как гольцы на вершинах высоких гор, зубами. Идари стыдливо взглянула на него, сразу заметила усталость, осунувшееся лицо, непереплетенную, взлохмаченную косу.
— Рыбачил? — допрашивала Агоака.
— Острогой бил.
— Добыл много?
— Для нашей семьи хватит, да и соседям на талу останется.
— А брат твой Улуска без ветра, а шатается…
— И сегодня еще пьют? — встрепенулся Пота.
— Не знаю, видела — шатается, ноги по песку волочит.
Пота молчал.
— Уезжай. Если кто увидит нас здесь, что подумают?
«Ну, посмотри на меня, улыбнись, — внутренне подбадривала его Идари. — Хоть здесь не думай о домашних, пусть они пьют. Ну, ну…»
Пота словно услышал мольбу Идари, поднял голову, взглянул в упор и будто уколол в грудь; девушка почувствовала, как затрепетало сердце. С недавних пор, что-то около года назад, ее всегда стало охватывать волнение, когда она встречалась с черными, чуть нагловатыми глазами Поты. Почему-то в детские годы Идари не ощущала этого волнения, хотя десятки раз встречалась с Потой, наоборот, она даже злилась на него, когда он ломал построенные с любовью и фантазией песчаные дома, разбрасывал ее акоаны.[13]
Идари два раза случайно встречалась с Потой, она и тогда ездила за дровами. После второй встречи девушка долго не могла прийти в себя. Пота обнял ее, поцеловал в глаза и говорил много хороших слов, он признался, что любит ее. Идари хотелось еще и еще раз услышать его признания, хотелось, чтобы он еще и еще обнимал ее и прижимал, но она пересилила себя и убежала. После, в ночной тиши, она с замирающим сердцем вспоминала о встрече, о Поте, сравнивала его с Чэмче Тумали и с другими парнями и находила Поту лучшим из всех.