Тохтамыш незамедлительно по прибытии Фериборза встретился с ним и, узнав о походе темника, подёргал, как и Мамай, золотую серьгу в правом ухе, подарил одну из своих пленных красавиц прорицателю, соскучившемуся по ним в отшельничестве, и отправил тайно в стан Мамая несколько соглядатаев, чтобы они следили за его продвижением в сторону Москвы.
Опустел Сарай. По кривым улицам ветер носил мусор. Не стоял привычный конский топот конной гвардии повелителя — лишь ревели ишаки бедняков да купцов, которых перед походом ограбили.
Со своим товаром Музаффар с Зухрой заблаговременно нашли приют у владыки Ивана, в православной церкви. Там же находились и пленники ханского поруба — Игнатий Стырь и отрок Андрейка.
Они сейчас собрались в притворе[79]. Музаффар и Зухра отчуждённо косились на христианские иконы.
Старенький благообразный владыка, то и дело поправляя сползающую с костлявого бедра палицу[80], служил литургию в храме при отверстых Церковных вратах, которые открыты с начала заутрени и не затворяются целую неделю в знак того, что Иисус Христос навсегда отверз православным врата Небесного Царства.
Паству сарайского епископа составляли пленённые ордынцами воины-урусы, проданные в рабство женщины и дети, русские купцы и даже некоторые из Орды, поменявшие язычество или ислам на христианство.
Закончив службу, подождав, когда храм опустел, владыка повелел привести из притвора дружинника Стыря и отрока Андрейку. Сам же принялся рассматривать лежащие на аналое, доставленные из Москвы одним генуэзским купцом недавно составленные пасхальные таблицы и внове отчеканенную на монетном дворе серебряную деньгу Андрея Фёдоровича Ростовского.
Порадовало владыку, что на деньге выбито с лицевой стороны: зверь, стоящий левым боком, и рядом бородатый человек с мечом в замахе в правой руке, но глядящий в обратном направлении от зверя...
«Во, зверь — это Орда есть и Мамай-безбожник, а человек — урус, русский, не боится, спину кажет, а оружие наготове держит... — подумал старичок Иван. — Собрался и пошёл зверь-то, снова на землю русскую... Да ничего! Только бы Дмитрий Иванович наготове был... Не испугался чтобы...»
И подивился владыка пасхальным таблицам, заготовленным с 6800 годов до 7000 года от сотворения мира или с 1292 до 1492 годов от Рождества Христова.
«Ишь, замахнулись! — епископ нервно и радостно потёр руки. — Силён духом люд православный... Силён! В мыслях не держит, что вера его, святая, Христова, может обасурманиться или объязычиться...»
Так летописцы отметили выход в 1380 году этих пасхальных таблиц:
«Благовещение (25 марта) будет в Велик день, а перво сего было в 80 лет и за четыре года (1296), а потом будет за 80 лет без лета, а потом будет за 11 лет»[81].
Привели дружинника Игнатия и отрока Андрейку. Поставив перед Деисусом, владыка осенил их медным крестом с изображением распятия; зоркий глаз рисовальщика узрил сразу в Деисусе совсем по-другому писанную, чем в иных церквах, икону Иоанна Предтечи, помещаемую справа от Спасителя и слева от Богоматери. Креститель обычно изображался с глазами нечёткими, с узкой бородкой и волосами всклокоченными или гладкими, спускающимися на плечи, закутанный в плащ-гиматий красного цвета, из складок которого выпростаны кисти рук. Здесь, в Сарайской церкви, святого написали будто с паствой говорящим, со взором, глубоко проникающим в души попавших в беду христиан, с крестом и свитком; словно завёрнуты в него все дела тайные, в Орде творящиеся, крещёных касающиеся.
Почасту старичок-епископ говаривал своему иерею:
— Тайны сие знает Иоанн... Посмотри на его одеяние: почернело оно... А у меня такое на сердце.
Теперь же владыка сказал так:
— Ну, настало время вам, Игнатий и Андрейка, скакать в Москву с поломянной[82] вестью, что ордынский змий выступил с войсками на Русь. По Дону... Непременно скажите, что пошёл на Русь по Дону. Запомните... Хороших коней даст вам Музаффар...
Поклонившись Спасителю, а в притворе иконе Георгия Победоносца, пронзающего копьём гада, Игнатий и Андрейка тепло попрощались с владыкой, с персом и его женой, с которыми они уже больше не увидятся, поблагодарили за всё и сели на коней, как только на землю опустились сумерки.
Теперь надлежало им двигаться по ночам, когда ордынское войско отдыхало, а днём Стырь и Андрейка отсиживались в донских тугаях или густом лесу. Через три дня они настигли медленно ползущую армию повелителя и, скрытно обогнав и подивившись несметному числу её воинов, дали полную волю коням и уже скакали даже днём, опасаясь лишь вражеских разъездов.
80
81
Велик День Воскресения Господня приходился действительно на 25 марта в 1296, 1380, 1459 и 1470 годах. Что касается 1492-го, то летописец отметил его ошибочно. В этом году Светлое Христово Воскресение пришлось на 29 марта.