И ещё три года прошло. Вконец озлобился Иван Вельяминов, безвыездно живя в Орде. Не вышло у него с тверским князем. А как ещё извести Дмитрия Ивановича?.. И надумал — отравить... Послал расстригу с ордой Бегича. Да посекли на Воже тумены одноглазого мурзы москвичи и прончане, а поп попался с отравой и под пытками во всём признался...
Сидел-сидел у Мамая Иван, да не выдержал, ушёл из Орды и на Руси объявился. Схватили его в Серпухове, доставили в Москву и приговорили к казни... А летописец сохранил для нас не только день, но и час её исполнения.
«Месяца августа в 30 день во вторник до обеда в 4 часа дни казнён бысть мечем тысецкий оный Иван Васильевич на Кучкове поле у града Москвы повелением великого князя Дмитрия Ивановича».
И снова тесно Москве от ратного люда... Снова хоть уши затыкай от женского крика и плача, и непереносимо смотреть на слёзы матерей, жён, сестёр и малолетних деток. Старики — те наоборот, подбадривают:
— Ничего, ребятушки... В ратную бытность свою мы — ого-го! — славно сражались. Не опозорьтесь, заверните салазки Мамайке, шакалу степному...
Князь Дмитрий Иванович оторвал от груди жену Евдокию, снял с руки перчатку, вытер ладонью с её щёк слёзы и сказал ласково:
— Ну будет, а то ты мне всю кольчугу промочишь, заржавеют кольца, потом не сниму... — пошутил.
— Митя, родной! — и опять всхлипывания.
Наконец-то совладала с собой, подвела девятилетнего Василия и шестилетнего Юрия.
— Поцелуемся, сыновья, — Дмитрий Иванович обнял любимого Василия, потом Юрия. — Ты, мать, береги их. — И кинул своё уже начавшее грузнеть тело в седло. Конь под ним напрягся, заперебирал ногами. Дмитрий Иванович наклонился к великой княгине и произнёс на прощание:
— Бог нам заступник!
Повернул лицо к соборному Успенскому храму, где недавно молился, припадая устами к раке святого Петра и усердно прося у него помощи, и перекрестился. Легонько сжал стременами бока коня, и тот понёс князя с Архангельской площади к Фроловским воротам, где ожидал его полк численностью в пятьдесят тысяч верховых.
Тут же бросились в глаза Дмитрию Ивановичу — и по одежде, и по степенным манерам, и по подстриженным бородам — десять сурожских купцов, назначенных им в войско «поведания ради», чтоб донесли как истинные путешественники до дальних краёв и стран вести о великой битве с Ордой: первый — Василий Капица, второй — Сидор Олферев, третий — Константин Волк, четвёртый — Кузьма Ковыря, пятый — Семён Антонов, шестой — Михаил Саларев, седьмой — Тимофей Васяков, восьмой — Дмитрий Чёрный, девятый — Иван Шых, десятый — Дмитрий Сараев.
Они наблюдали, и великокняжеский полк с оружием, облачённый в доспехи, блистающие на солнце, тоже взирал, как приближается к ним в алом плаще, с тёмной окладистой бородой и большими умными глазами, в полном расцвете сил своих всадник — великий князь. И Дмитрий Иванович отметил горделивую осанку ратников, их великолепное снаряжение — кольчатые железные брони и стальные панцири из блях, шлемы с остроконечными шишаками, окрашенные в красный цвет щиты и колчаны со стрелами, тугие луки, кривые булатные сабли и прямые мечи. Над рядами конных воинов развевались стяги на высоких древках, а поднятые кверху острия копий имели подобие целого леса.
Дмитрий остановил коня и громко сказал:
— Братья мои, не пощадим живота своего за веру христианскую, за землю Русскую!
— Готовы сложить свои головы за веру Христову и за тебя, Государь, великий князь! — восторженно ответили ему из рядов.
Выходили из Кремля через трое ворот: Фроловские, Никольские и Константиново-Еленинские. И на Дон шли тремя дорогами, так как не могли идти вместе, тесно войску было.
Иван и Фёдор Белозерские, оба широкоплечие, плотные, с русыми бородами, повели свои полки Болвановской дорогой, Дмитриево войско пошло на Котлы, а Владимир Серпуховской двинул своих ратников на Брашев. Среди них находились новгородцы.
Пятнадцатого августа войска достигли Коломны и соединились.
На другой день поутру на Девичьем поле провёл Дмитрий Иванович смотр всему русскому воинству и урядил каждому полку воеводу.
Потом ратники расположились со своими обозами на обед возле сада Панфилова, и у каждого в ушах ещё долго звучали слова великого князя, обращённые ко всем русским: и князьям, и боярам, и младшим людям — ко всему русскому воинству.