— Молодцы! — от души похвалил Сухарь и догадливо уточнил: — Выходит, Карпенко засек и дом, в котором я был?
Ну а как же, Антон Тимофеевич, у нас даже задание: в случае чего — успеть помочь. Львовянам дана команда оказывать вам помощь.
— Вы разве не из Волынского управления? — уловил очередную новость Сухарь.
Шевчук подтвердил:
— Нет, львовяне вас страхуют.
— Очень приятно,— остановился Сухарь возле знакомых бревен в тихом неприметном закуточке, пригласил Шевчука присесть и сразу заговорил о деле:
— Доложите, Александр... как вас по отчеству? — поинтересовался.
— Агафонович.
Доложите у себя, Александр Агафонович, что ветре-* ча в том доме у меня состоялась на постое эсбиста центрального «провода» Комара по фамилии Дербаш. Там у него связная, не женщина, а громадина, имейте в виду, если будете брать Комара. Вы, пожалуй, сладите.
— Виктор Антонович Карпенко тоже не слабак,— вставил Шевчук. И спросил: — Больше у него никого но заметили?
— Нет, не видел. Запомните: к завтрашнему дню я все изложу, но мало ли что, вдруг Буча меня сегодня куда- нибудь уведет — члена центрального «провода» Горуна он удавил по приказу Комара. В опасной неустойчивости подозревается Хмурый, тень на него бросил Горун. В связи с этим Комар, как он проговорился, вызвал к себе срочно Хмурого. Подчеркиваю, чем закончится у них разговор — трудно сказать. Если Комар захочет расправиться с ним, то наверняка это сделает не у себя. Значит, эсбист даст Хмурому уйти. Вы все поняли, Александр Агафонович?
— Понял,— коротко ответил Шевчук.
— Руководство решит, что с ними делать. Но при этом надо учесть, что Комар направляет меня под Мюнхен в головной «провод», дает личное поручение по связи убитого Горуна. Подробнее я все опишу и завтра к открытию буфета на вокзале принесу, постарайтесь встретить меня в дверях, могу быть не один. Сориентируемся там. Прошу руководство учесть, решая судьбу Комара, как это может отразиться на моей дальнейшей «карьере» и санкционируется ли моя «командировка» в Германию. Последнее надо решать немедленно, потому что меня могут спровадить к переходу границы в Польшу завтра же, надо быть готовым. Какие будут дополнительные задания. Одним словом, чтоб завтра к утру все для меня было ясно.
— Понял, Антон Тимофеевич. Времени до утра достаточно.
— Если что-то у нас сорвется в буфете, не все успеем передать, тогда второй вариант — в туалете, третий — возле газетного киоска. Но, думаю, обойдется,— поднялся Сухарь с бревен.
20
Крытая машина с арестованными бандитами задним ходом подошла к широкому и высокому крыльцу баевского клуба. И загудела, туго качнулась невиданная в Баеве людская масса, которой не хватало места в селе, и она словно выплеснулась на возвышающийся с севера холм — оттуда виднее. Сюда стекались сотни людей, и, казалось, вокруг в селах не осталось ни одной живой души. Пробиться к клубу стало невозможно.
Было бы проще, если бы машина подошла вплотную к двери, чтобы без демонстрации провести арестованных внутрь помещения. А тут пришлось на виду у всех сопровождать каждого — Кушака, Хрисанфа, Шуляка и еще двоих бандитов — вверх по широкой лестнице, вызвав возбужденный гул.
— Надо было доставить через запасной, тыльный ход — не сообразили,— сказал Киричук Тарасову, чувствуя, однако, что все будет в порядке.
— Ничего, Василий Васильевич,— бодро тряхнул головой майор.— Для людей увидеть этих иродов, Кушака и Хрисанфа, обезвреженными - памятное событие. Они для того и бросили все, пришли сюда. Некоторые, я знаю, издалека приехали. Им бы поглядеть, людей послушать, свою душу излить. Вон, слышите, что выкрикивают: «К смерти!», «Карать люто убийц!»
Среди собравшихся шли свои пересуды, свои перечисления преступлений бандитов. Киричук сначала понять не мог, о каком бандите Куш без конца упоминают говорящие рядом люди, а потом догадался: о Кушаке ведут речь. Василий Васильевич знал, что главарь банды до исступления любил истязать обреченных, убивая их короткими ударами клинка изощренно, долго, как это было с учительницей Полиной Алоевой в Соснице — последней жертвой садиста.
А гул нарастал, возмущенные выкрики слились в скандируемое: «Смерть!». И вдруг разом все оборвалось. Из динамика на столбе послышался ровный требовательный голос, объявивший о начале суда над бандитами и попросивший соблюдать выдержку и порядок, как бы ни были велики гнев и скорбь.