— Коли навис милицейский прицеп, они докопают, уходить ей надо.— Присел, положил на колени планшетку, начал писать записку, говоря Гному: — Доставь срочно бабке Ваське, скажи ей — «молния красавице». Она знает, это ее слова. Пусть в Порфирьевке Артистка спрячется, там видно будет, что дальше делать.
Миколу не интересовало, что замышляет Зубр, какие у него планы насчет Марии. А тот не догадывался, что привело сюда мужа Артистки.
Оставшись одни, Сорока с Миколой молча с пониманием изредка переглядывались, избегая шептаться, только раз легонько кивнули друг другу в знак согласия с тем, что их момент наступает. И, будто выдавая свой замысел, Петро взял топор, начал рубить толстые ветки для костра.
Братьев снова позвал к себе Зубр и объявил:
— С этой минуты беру вас, работящие братцы, себе в охрану. Старайтесь! Готовь, Сорока, завтрак,— швырнул он завернутое в тряпицу сало, которое всегда носил с собой на переходах, и предложил: — Порежь и поджарь на огне, чтобы не капало.
Микола тем временем сходил к неближнему стожку, принес набитый мешок и связку сена, в укромном местечке средь молодых березок и папоротника устроил мягкое ложе и даже снял с себя зеленую солдатскую куртку на вате.
Эту заботу насытившийся Зубр выразил приятным удивлением на лице и восклицанием:
— За это не пропадет за мной! За усердие, внимание, значит. Приживайся давай.
Микола без звука покорно кивнул головой.
— Пусть меньше ходят, треск стоит,— вытянул шею, смотря куда-то, Зубр и распорядился: — Скажи Гному, нечего шастать, пусть тут рядом устраиваются. Одного — наблюдать на дерево. Не будите меня без дела.
Петро с Миколой направились к костерку, возле которого сидел главарь банды, живо и тихонько разговаривая:
— Подождем, пока соберутся кучнее. Как только притихнут, я топором Зубра, а ты из автомата троих. Один на дереве будет торчать, помни,— принял окончательное решение Сорока.
— Ох! — передернул плечами Микола, выказав испуг,— не подымалась еще у него рука на человека.
Выслушав переданное распоряжение Зубра, Гном ничего не ответил. Щурясь от дыма, он палкой разметал костер, обил головешки, а когда поднялся, коротко и властно бросил:
— Затоптать и присыпать!
Сорока с Миколой охотно принялись исполнять приказ, украдкой наблюдая за Гномом. Он позвал своего молоденького охранника, и они, задрав головы, присмотрели высокую пушистую березу для наблюдения. Главарь банды что-то долго объяснял, показывая руками то в одну, то в другую сторону, должно быть, учил, как лучше вести круговое наблюдение. Потом он развел остальных двух бандитов в разные стороны от Зубра, вероятно, организуя возможную оборону. И сам скрылся за кустами.
Сорока вдруг напомнил Миколе:
— Затвор не забудь взвести... Дай-ка автомат,— взял он оружие из рук брата, удостоверился, что рычаг поставлен на автоматическую стрельбу, вернул обратно, приструнил: — Не трясись, помни — не ты их, так они тебя. И бей сначала по Гному. Только как ты сможешь двух в разных концах достать? Того, что на дереве, я успею прикончить, тогда тебе помогу.
— Еще одного после Гнома пришибу, который вскочит на выстрелы-то. А третьего, видать, не поспею, убежит,— поразмыслил Микола.
Сорока прикинул и решил, что брательник прав. Тогда остановился на таком варианте: он начнет с того, что окажется на отшибе, прямо в открытую подойдет, по-свойски заговорит и всадит в спину нож. Однако тут же отказался от сомнительного варианта — вдруг промашка выйдет, закричит, подымет Зубра с Гномом, тогда и самим не уйти, все сразу лопнет. И он вдруг сказал твердо:
— Уйдет так уйдет, главное сделаем. И тикать. Пусть Мария везет своих чекистов показывать нашу работу. Хотя нам и не приказывали их убивать, но, я думаю, мы сделаем нужное дело, и это нам зачтется.
Они перебрались поближе к Зубру и Гному — те лежали метрах в тридцати друг от друга,— посидели, послушали. Зубр с прихлюпом храпел, и Сорока вспомнил о том, как ранней весной ночевал вместе с ним в схроне, а потом заработал от него за свой храп обидное замечание.
Пустая мыслишка у Сороки как возникла, так и оборвалась. Он при этом всего лишь собрался с духом, крепко взял в руку топор, сразу озлобившись, глянул на притихшего Миколу сквозящим взглядом, резко тряхнул головой — пошли! — и поднялся, ринулся к лежащему на спине Зубру.