— Странно, будто постреляли один другого,— недоуменно сообщил Тарасов, успевший слазить наверх к звоннице и вернуться на нижнее перекрытие.— Сейчас снимут их. Пошли обратно.
Неприятное и грустное чувство испытал Василий Васильевич при виде убитых молодых парней. За что сложили головы? Кто обманул их?
— Погодь-ка! — отстранил «ястребка» и склонился над окровавленным лицом парня Филимон.— Так он же жив, веки дрожат. Товарищ майор, глянь-ко. Это же Скворец к Ганке Куле на хутор ночью вот с этим, выходит, на пару заходил. В село явились дневать.
Киричук прощупал пульс и велел осторожно перенести тяжелораненого в машину.
— Скорее в ближайшую больницу! — поторопил.— Связной Угара!
11
Привыкнув работать допоздна, Сухарь не мог заставить себя уснуть рано. Вот и сейчас, улегшись в закутке на лежанку — от кровати в переднем углу отказался,— мысленно торопил время, когда должен встретиться с подполковником Киричуком в дубках, что пониже мостка через речку.
Задолго до полуночи Антон Тимофеевич, набросив шинель, тихонько выбрался из дома, посидел на лавочке — пригляделся к кромешной темноте и, осторожно ступая, пошел по обочине дороги к шоссе, по которому ему пройти до поворота, а дальше — за кювет, под горку, к самому мосточку у речки.
Так и шел, не испытывая ни тревоги, ни страха. Подумать подумал о возможном присутствии оуновцев, но отдаленно. Оставался собранным и внимательным. Хладнокровия ему не занимать было. И все-таки, войдя в дубки, вздрогнул, услышав:
— Здравствуйте, Антон Тимофеевич!
Они опустились на землю, чувствуя друг друга рядом.
— Думал, вы еще на подходе,— признался Сухарь.
— Нетерпение у меня, да и вам, чую, не сидится. Что на селе говорят о бандитах?
Сухарь от этого вопроса чуть не засмеялся, вспомнив встречу с секретарем сельсовета, ответил:
— В каждом новом человеке мерещится оуновец. Вчера днем инструктора райкома партии приняли за бандита. Нехорошая ошибка. Напряжены люди, поперек горла им эти бандиты, мешают жить, ведь крестьяне потянулись к коллективному труду.
— В том-то и дело,— вырвалось с сожалением у Киричука.— Других новостей, вижу, нет. Приглядывайтесь, как люди живут на селе, навестите кого-нибудь из старых знакомых. Есть такие?
— Должны быть, конечно.
— Тогда больше не задерживаю. Если придется уйти, стремитесь к своему дяде леснику или постарайтесь известить его, где вы. Завтра в полночь встретимся здесь же. Но этому не суждено было сбыться.
Еще в первый вечер, обходя село Баево, Сухарь увидел возле сельмага женщину, показавшуюся ему знакомой. У нее были русые, заплетенные в одну косу волосы, лицо овальное, прямоносое, которое немножко портила вздернутая от шрамика верхняя губа. Но и без этой бесспорной приметы Антон Тимофеевич узнал Наташу Хряк, когда-то бойкую задиристую девчонку, со старшим братом которой водился в юную пору. Вчера он понаблюдал, куда пойдет Наталия — его она не признала. Обнаружил, что ее хата под черепицей богатенько глядится на фоне осевших по Соседству развалюх, которые, казалось, хотят сползти в речку.
Сегодня Сухарь с обнадеживающим удовлетворением приметил во дворе Натальиного дома здорового мужчину, в котором признал Митьку-голубятника, когда-то самого сильного из подростков в Баеве.
К ним в гости и решил наведаться около трех часов дня Антон Тимофеевич. Подоспела тетка, спросила:
— Ты к Готре?
«Готра! — вспомнил Сухарь фамилию Митьки-голубятника.— Но откуда тетка Ивга узнала, куда я собрался в гости?»
— Почему ты решила, что я к Готре?
— А то к кому же? Приходил, спрашивал о тебе. Кто-то ему сказал...
— Вот в чем дело. Выходит, я, можно сказать, приглашен.
Идти до хаты Готры было нелегко. Антону Тимофеевичу повезло: неподалеку от калитки он нагнал с ведром воды Наталью, выхватил из ее руки ношу.
— Ой, напугал! — всплеснула она руками.— Если бы Митя не сказал о тебе, подумала бы — налетел бандит.
— Что, такой уж я страшный?
— Да и они по роже не больно страшны. Ты, говорят, в плену был?
— Кто говорит?
— Ну кто-то Мите сказал.
— Был, везде я успел. Дмитрий-то дома?
— Где же ему находиться? А ты гладкий, справный.
— Ты тоже не отощала.
— Будет тебе смешить, разнесло, хочешь сказать. На воде и хлебе сижу. Говорят, с воды тоже толстеют.
— Не толстеют, а пухнут,— отшутился Сухарь.— Я косу твою увидел и, знаешь, что вспомнил?
— Что? — широко улыбнулась она.
— Бывало, в юности, когда у тебя волосы в одну косу заплетены оказывались, говорил: «Сегодня Натка опять проспала в школу».