А в машине, что мчалась сейчас в Лондон, Джек Мейсон неожиданно почувствовал озноб, и его охватил приступ дикого, животного страха. Взглянув в зеркальце, Джек увидел в нем перекошенное от ужаса лицо старика.
Глава 13
Собираясь в очередную командировку, Джеймс Ричард терпеливо втолковывал жене, насколько важна эта поездка. Однако супруга и слышать ничего не желала.
- Что еще за тайный клуб? - ворчала она. - Какие еще фримасоны?
- Ну что-то вроде просто масонов, только в тысячу раз секретней, - объявил Ричард.
Он повернулся к жене, и лицо его расплылось в умилительной улыбке: с некоторых пор он частенько облачался в личину эдакого добродетельного и счастливого супруга. Ибо уже давным-давно Ричард понял, что выбор подруги оказался неудачным, жена совершенно его не понимала. Особенно теперь, когда Ричард начал крутиться в высших Эшелонах власти, бок о бок работая с сильными мира сего А его дражайшая пассия по-прежнему довольствовалась лишь "ящиком", менторским тоном комментируя прически хорошеньких дикторш и ведущих.
- Пятьдесят лет назад, - спокойно начал Ричард, - Бильдербергский клуб был организован как клуб для политиков и бизнесменов, представляющих прежде всего интересы НАТО. Теперь он перерос в нечто большее. Членами его являются самые значительные люди как с Востока, так и с Запада. И в обстановке абсолютной, понимаешь, абсолютной секретности они, грубо говоря, делят мир на зоны влияния. Ну, скажем, кому финансировать войну в определенном регионе, какой режим ввести в том или ином государстве и прочее. Все это, понятно, осуществляется при соблюдении статус-кво и сохранении власти в одних руках. Понимаешь?
- А-а-а... - протянула она.
- Это самая таинственная "кухня" во всем мире. О ней стараются помалкивать. Ведь здесь принимаются безоговорочные решения, не подлежащие никакому суду. Если, скажем, в Клубе решат, что, например, Аргентина должна потерпеть полный экономический крах, то, значит, так оно и будет, и никто в самой Аргентине - будь то демократы или вояки - не сможет ничего сделать.
- И ты считаешь, что это хорошо? - укоризненно спросила жена.
- Это создает прочную базу стабильности на планете.
- А как же те, кто проигрывает?
- Дорогая моя, проигравшие всегда были и всегда будут.
- Наверное, ты прав, - согласилась Ева. - Ну, да ладно.
Ричард вздохнул и, чмокнув жену в щеку, сообщил, что они расстаются всего на неделю. Неделя в Риме - очень даже неплохо! Все-таки приятно, черт подери, встречаться с людьми, которые знают, каким образом надо держать планету в ежовых рукавицах.
***
Самолет шел на снижение, и пассажиры приникли к иллюминаторам, разглядывая островок аэропорта, куда им через некоторое время суждено будет ступить. Внизу происходило какое-то необычное движение. Аэропорт Леонардо да Винчи смахивал сейчас на военный лагерь: со своего кресла в салоне первого класса Джеймс Ричард заметил на примыкающих к аэропорту дорогах танки, а в воздухе кружили десятки военных вертолетов. Да, с подобными мерами предосторожности Ричард еще пока не сталкивался. Но ведь и никогда раньше, насколько ему было известно, в Бильдербергском клубе не собиралось сразу столько политических лидеров мирового масштаба.
Уж кому сейчас не позавидуешь, так это службе безопасности и ребятишкам из личной охраны прибывших политических и денежных вортил. Да, неделька, похоже, предстоит не из легких. У Ричарда, конечно, есть и помощники, три человека. Один из них будет прослеживать всю просачивающуюся из Бильдерберга информацию. Так что поступающие от него сводки придется проглядывать по несколько раз в день. Но, слава Богу, связь здесь работает безотказно - если, конечно, будет, что передавать.
По пути в город автомобиль застрял в дорожной пробке. Ричард от нечего делать лениво разглядывал сквозь стекло соседние машины и вдруг увидел группу инвалидов - одного на костылях, другого в инвалидной коляске. У мужчины чуть поодаль лицо было чудовищно обожжено, тут же находилась слепая женщина с ребенком на руках.
Неподалеку Ричард заметил такую же кучку несчастных. И еще одну. Все они двигались в определенном направлении. Ричард обернулся к водителю, поинтересовавшись, что происходит. Тот неуверенно пожал плечами.
- Никто не знает, - откликнулся он. - Они прибывают последние три дня на автобусах и поездом из всех уголков планеты. Площадь Святого Петра уже полна ими. Из-за этих чертовых инвалидов ни проехать, ни пройти.
Пробка немного рассосалась, и машина медленно двинулась мимо убогих калек. Ричарду стало не по себе, он не мог спокойно лицезреть этих обиженных судьбой людей. К горлу подкатил комок, и Ричард поспешно отвел взгляд, Главный вход отеля был увешан флагами стран, представители которых участвовали во встрече на высшем уровне. Большинство делегатов останавливались именно в этом отеле, и повсюду слышалась их разноязыкая речь. Ричард улыбнулся, предвкушая встречу с каким-нибудь старым приятелем. Попозже они, разумеется, двинут в бар.
Оказавшись в номере, он разобрал вещи и около шести вечера спустился в бар. Первая же встреча оказалась на редкость удачной и приятной.
- Тебя-то как сюда занесло? - Ричард с улыбкой подошел к Анне, еще издали заметившей его.
- Джек Мейсон отправил меня по твоему следу. - АНна пожала протянутую руку. - Чтобы проследить, что ты честно выполняешь условия вашей сделки, обронила она шутливым тоном.
- А он не подумал, что я могу и разозлиться?
- Так уж и разозлиться? - Анна кокетливо стрельнула в него глазами.
Ричард рассмеялся и подозвал бармена. Эта женщина ему нравилась. Они познакомились года два назад. И он рад был видеть ее сейчас. Вот уж ей-то не надо объяснять, что такое Бильдерберг.
***
Никто не мог с точностью сказать, кто именно организовал такой странный марш инвалидов. Ведь для этих горемык не подавались специальные автобусы, среди них не оказалось ни одного лидера, несчастные не размахивали ни плакатами, ни транспарантами, никто из них ни к чему не призывал.
Когда впервые инвалиды появились на площади Святого Петра, полиция попросту не обратила на них внимания, а туристы да праздные зеваки расступались перед ними - одни из вежливости и сочувствия, другие же, наоборот, из отвращения.
Но толпа с каждым часом росла и на четвертый день запрудила уже всю площадь и примыкающие к ней улицы и переулки. Игнорировать такое скопление народа становилось невозможно. Поразительное это было зрелище - среди всей разношерстной и разновозрастной людской массы ни одного здорового человека!
На четвертый день, вечером, на площади появились репортеры. Установив телекамеры, они пытались заговорить с кем-нибудь из толпы, но такие попытки ни к чему не привели. Калеки отказывались отвечать на вопросы, чем окончательно сбили с толку журналистов. Все это походило на какой-то молчаливый протест. Возможно, таким образом убогие и обездоленные граждане пытались привлечь внимание участников встречи в верхах? Или, может быть, представителей Ватикана? Толпа не двигалась и безмолвствовала.
В глаза бросалось также и то, что на площади собрались одни евреи и арабы. Это было понятно даже самому неискушенному наблюдателю. Сюда съехались жертвы последнего Холокаста - те, кто выжил после Армагеддона.
***
Лимузин мчался в Пирфорд. Вилл Джеффрис взглянул на часы. Пятнадцать минут на доклад, а затем прямиком в Хитроу. Он был точен до минуты и все равно нервничал - как всегда при встрече с этим юнцом.
Бухер однажды обмолвился, что чувствовал себя как кролик, ползущий в пасть удаву, когда ему предстояло ехать на отчет к Дэмьену. Ни один человек, будь то сам президент Соединенных Штатов, не производил на окружающих такого впечатления. А Дэмьен Торн, как и его отец, был вроде прорицателя: он видел людей насквозь и мгновенно оценивал происходящее. И отец, и сын отличались феноменальной памятью. Лишь небеса могли помочь тем, кто пытался обвести их вокруг пальца.