Командир самообороны, к счастью, оказался в штабе, и тоже был англичанином, но гораздо более приветливым, чем Мак-Набс. Звали его Генри Питерсон, и был он по совместительству местным мясником. Обрадовался нашему желанию, записал данные, телефон и сразу оформил карточки сотрудников самообороны. Мы обязались раз в месяц дежурить в патруле, предупреждать в случае отъезда, по возможности тренироваться со всеми и участвовать в собраниях. Тренировки по средам и субботам. Пожаловался, что мало людей на них ходит, пожаловался на козла Мак-Набса, и отрекламировал свою мясную лавку. Получил заверение в лояльности и дружбе, и мы распрощались. Слава богу, с этим закончили.
Приехали домой, где садовник и еще три африканца ждали согласований и разрешения на работу. Раздал указания и полез в подвал разбирать снаряжение. Жены на крыльях любви понеслись готовить. Потом выяснилось, что готовила Земфира, а они просто наблюдали процесс, но сразу я этого не узнал, с аппетитом съел густой фасолевый суп и ризотто из местных морских обитателей, нахваливая и удивляясь прорезавшимся у женушек талантам. Затем опять в подвал.
Провозился там почти до вечера. У нас скопилась масса снаряжения и оружия, и определить все по уму долго не получалось. Пришлось вылезти наверх и обязать садовника Петера заказать у плотника два шкафа с полками и две оружейные пирамиды, в разобранном состоянии. Собирать их я планировал сам. Доступ в подвал работникам был закрыт, всем другим, кроме нас, естественно, тоже. Совсем чужим туда попасть было вовсе проблематично, вопросы безопасности в городе были продуманы неплохо. Мы часто отсутствовали, но наш район охранялся. Раз в месяц жители платили по триста экю в местную маленькую охранную компанию, и район круглосуточно охранялся. Ездили и армейские патрули, к тому же и доступ в город строго контролировался. Преступность практически отсутствовала, за проступки потяжелее вешали на центральной площади, за те, что полегче, отправляли на алмазные копи, и воришки скоро начинали жалеть, что их не повесили. Я пообещал себе продумать собственные меры безопасности и опять полез в подвал.
Потерялся во времени, очень меня моя работа увлекла, вернули в действительность жены и отправили в ванную мыться и собираться к Жоре. Впрочем, спокойно этим заняться они не дали и проникли ко мне с явно похотливыми намерениями. Заговорить им зубы удалось ненадолго. Я предложил продать почти все алмазы и оставить только три крупных, а на вырученные деньги купить им машинку для разъездов по городу и для дела, в случае необходимости.
Девы недолго думали, согласились и дружно совершили то, для чего, собственно, в ванную и проникли. Я почувствовал себя изнасилованным, но довольным. Потом лежал на кровати с бокалом коньяка и смотрел, как Инга и Герда собираются на вечеринку.
Есть много мнений и даже пословиц о двух хозяйках в доме, о женской дружбе и женской любви. Мнение категорично: две хозяйки в доме не уживутся, и одного мужчину никогда не поделят. Я все эти мнения знаю и поначалу, да и сейчас, немного побаивался, но у нас получалось совсем наоборот. Герда и Инга были похожи на близнецов, я даже шуточно предлагал им поискать родственные корни. Совершенно разные внешне, они оказали полностью одинаковые внутри. По сути, это была одна женщина в двух телах. Они думали одинаково, говорили одинаково и любили друг друга безумно. Они даже одеваться стали почти одинаково, и всегда в разговоре объединяли себя в одно целое, говоря «мы», а не «я».
Я много думал о своей роли среди них. С Гердой мы встретились и полюбили друг друга раньше. Причины этого известны. Инга, скорее всего, полюбила Герду, а меня как придаток к ней. Для нее я и Герда стали одним целым, для меня Инга и Герда были одно целое, и для Герды я и Инга оказались сплетены в одной любви.
А еще причиной столь сложного треугольника я вижу западные корни моих женщин. Скорее всего, такое никогда бы не случилось со славянскими женщинами, дело и в менталитете, и в воспитании, и в окружении. Инга и Герда были эстонками, то есть не славянками, к тому же долго жили на Западе, где все изначальные ценности отношений мужчины и женщины довольно быстро уходят в прошлое, и у девушек получилось принять такие отношения легче, чем их приняли бы славянки. Не буду больше ломать голову, почему это случилось, случилось — и всё, и мы совершенно счастливы.
Есть еще один интересный момент. Гипертрофированное чувство равноправия, сиречь феминизм и всякие гендерные заморочки, присущие западным женщинам, исчезли из Герды и Инги бесследно. Им как раз нравилось быть женщинами, со всеми их слабостями, и они совершенно не возражали против моего условно доминирующего положения, извлекая из этого нешуточные преференции. Я совершенно не возражал. Всем был доволен. Как сейчас. Лежу, попиваю коньячок и любуюсь своими женщинами.