Иван Ильич учил меня играть на скрипке. Старик был скуп на похвалы. Когда родители интересовались моими успехами, он усмехался и говорил:
- Бывает, и веник стреляет! Поживем - увидим…
С приходом фашистов я потерял его из виду. Но однажды на рынке я неожиданно увидел своего учителя. Он продавал кофейную мельницу. «Чудак, - подумал я. - Кто теперь пьет кофе? Мы и о чае забыли - пьем кипяток с морковной заваркой».
Иван Ильич обрадовался мне:
- Здоров? Молодец! Как твои пальцы? Ты что, не хочешь ли продать скрипку?!
Я успокоил старика:
- Даю здесь «концерт». Не зря вы меня учили!
Он нахмурился:
- Ладно, не ной! Счастье придет - и на печи найдет!- старик любил разные присказки. - Думаешь, мне приятно служить весовщиком на станции? А приходится. К тому же - платят гроши. Вот и продаю «фамильные драгоценности», - он кивнул на кофейную мельницу и, завидев проходящего мимо оборванного дядьку, забубнил, подняв над головой мельницу:- Необходимый предмет! Служит тысячу лет! Дамам, господам дешево продам!
- Сколько рассчитываешь получить? - спросил дядька.
- Не продаю, меняю, уважаемый, - любезно ответил Иван Ильич.
- Можно и на менку. Что рассчитываешь взять?
- По-божески. Кило сахара, кило масла.
Дядька выкатил на старика глаза, крутанул у виска пальцем и уныло зачавкал рваными галошами по рыночной грязи.
Мне стало смешно и грустно. Нет, старик, не понимал, на каком он свете! Масло! Сахар! Откуда их взять? Масло и сахар ели теперь только немцы и полицаи.
.- Не покупают, - сокрушенно сказал Иван Ильич. - В воскресенье опять приду, - увидимся…
А вскоре там же, на рынке, я повстречался с Васькой. Взобравшись на врытую в землю скамью, я играл «Венгерскую рапсодию» Листа. Вокруг собрались слушатели, но я старался не смотреть на них, - было стыдно. Давно уже вывелись в нашем городе нищие-музыканты. О них мне рассказывал Иван Ильич. Теперь же я сам превратился в такого музыканта.
Доиграв до конца, я бросил беглый взгляд на толпу и увидел Ваську Пенова. Я невольно сунул левую руку в карман, точно спасая ее от Васькиного взгляда. Васька криво усмехнулся и смешался с толпой.
В тот день я больше не играл…
В воскресенье Иван Ильич оказался на старом месте. В руках его была все та же кофейная мельница. Стоя на скамье, я невольно наблюдал за ним. Время от времени Иван Ильич выкрикивал свою прибаутку: «Необходимый предмет! Служит тысячу лет!»
К нему подходили любопытные, рассматривали «необходимый предмет» и шли дальше.
Теперь мы виделись довольно часто. Но поговорить нам не удавалось. Иван Ильич появлялся раньше меня и уходил задолго до того, как я кончал играть. Мы только издали переглядывались и кивали друг другу головой.
Поразительно, с каким упорством пытался старик сбыть свою мельницу. Ничего другого он не продавал. Не выдержав, я решил спросить, почему он вечно таскается с этой никому не нужной штуковиной. Пробираясь сквозь рыночную толпу, я еще издали услышал осточертевшую прибаутку:
- Дамам, господам дешево продам!
Меня опередил какой-то здоровенный тип, - я не сразу понял, что это полицай. Он подошел к Ивану Ильичу, бесцеремонно вырвал из его рук мельницу, осмотрел ее со всех сторон и приказал неожиданным для такого верзилы писклявым голосом:
- Покажь документы!
Побледневший Иван Ильич вытащил из кармана какую-то бумажку.
- Почему не на станции? - спросил полицай, прочитав бумажку.
- Сегодня в вечернюю смену…
- Старая крыса! Вечно торчишь тут! Еще раз примечу- хана тебе будет!
И, швырнув на землю мельницу, он ушел.
Я подал Ивану Ильичу его «необходимый предмет», но не успел сказать и слова, как к нему подошла женщина в потертой стеганке. Из-под ее линялого темного платка выбивалась огненно-рыжая прядь волос. Что-то знакомое было во всей ее фигуре, мне казалось, что я видел совсем недавно и этот платок, и рыжую прядь волос, и слегка закинутую назад голову. Но где? Когда?
Едва она взяла мельницу, как я вспомнил: со своей высокой скамьи я видел в прошлое воскресенье, как она так же вот держала в руках мельницу Ивана Ильича, рассматривала ее долго и дотошно. А сейчас женщина делала вид, будто впервые видит эту вещь.
Я стоял рядом, женщина неприязненно покосилась на меня, словно я ей мешал. Меня злил ее взгляд, тем более, что я не сомневался, что и на этот раз она уйдет ни с чем. Где ей взять масло и сахар?
Женщина выдвинула из мельницы узенький ящичек. Я увидел в нем несколько высохших пестреньких фасолин. Она задвинула обратно ящичек, поправила на голове платок и сказала звонко, нараспев: