Ни до чего не додумавшись, я подошел к окну, взглянуть не идет ли дождь, и увидел Люсю. На этот раз она шла одна, без тети Кати… Накинув куртку, я схватил скрипку и выбежал из дома.
Я догнал ее у голых почерневших кустов сирени.
- Люся! С праздником тебя! - крикнул я, обрадованный встречей.
- Тише! Ты с ума сошел!
- Никого же нет…
- Все равно тише. Потерпи! Двадцать пятую годовщину мы встретим громко! С музыкой! Вот увидишь!
- Конечно, громко! Фортиссимо! И мы снова наденем… смотри! - Я расстегнул ворот рубахи и показал ей кончик красного галстука.
- Какой ты отчаянный, Андрей! Ты очень смелый!
- А твой где?
- Спрятан. Но через год мы их не наденем, мы уже будем комсомольцами…
Мне показалось, что Люся выглядит лучше, чем в прошлую встречу.
- Ты сегодня румяная, - сказал я.
Люся взглянула на меня, ее синие глаза неестественно блестели.
- Температура… Плохо мне чего-то… очень плохо,- заговорила она, прерывисто дыша.- Должно быть, заболела…
- Тетя Катя знает, что ты больна?
- Она ушла рано. Я не сказала ей… Ой, как мне холодно…
- Ты лучше вернись домой, Люся, а то совсем расхвораешься.
- Не могу… никак не могу. Сегодня я должна обязательно быть на месте…
Мы свернули на улицу Свердлова, и я заметил на телеграфном столбе выведенную красной краской маленькую цифру: «XXIV». Под цифрой стояло слово, которое я не понял: «Дзор!».
- Смотри! - сказала Люся. - Народ помнит… не забыл. И на афишной тумбе то же написано!
Действительно, и на афишной тумбе кто-то вывел красным слово «дзор!».
- «Дзор»? Что это значит?
- Бестолковый! - Люся перешла на шепот: «Дзор… Это же сокращенно: «Да здравствует Октябрьская революция!»
Да, наш город помнил, какой сегодня день. На другой улице мы увидели на заборе фашистский плакат. Неизвестный художник пририсовал вокруг шеи Гитлера удавку и написал на свастике большие буквы: «СНО!»
«Смерть немецким оккупантам!» - пояснила Люся.
Я огляделся. Ни одного прохожего. Еще рано.
- Подержи скрипку и следи, не появится ли кто…
Вытащив из кепки календарный листок, я накрепко прикол о л его кнопкой под надпись «СНО!».
- Бежим скорее! - Люся явно испугалась. - Мне нельзя рисковать.
- Мне тоже нельзя рисковать, - сказал я. - До десяти часов…
- Что «до десяти часов»?
- Нельзя рисковать. А потом, после десяти, можно…
- Не понимаю, что ты говоришь… - Она облизнула пересохшие губы и спросила: - Проводишь до аптеки?
- Конечно! «У меня в запасе вечность!»
- Тогда пойдем через Глухой переулок. С тобой мне не страшно.
- А без меня?
- Без тебя я хожу другой дорогой…
- Почему?
- Там ведь Васька живет. Я с ним оаз встретилась. .. он грозился…
- Как это - грозился?
- Грозился донести, что мой папа коммунист…
- У, гад! Попадись он мне!
- С тобой я не боюсь… Ты сильный.. . смелый…
Я взял ее за руку. Люся показалась мне такой слабенькой, такой беззащитной и одинокой, что, я и сам не знаю как, у меня вырвалось:
- Люсенька! Я так тебя люблю! Мы всегда будем вместе!
Она шла с полузакрытыми глазами, я услышал, как она тихо повторила:
- Всегда будем вместе…
Мы шли, боясь взглянуть друг на друга. Горячая ладонь Люси лежала в моей руке, и я с тоской подумал, что через несколько минут мы расстанемся до самого вечера. Я и не подозревал, что никогда больше ее не увижу.
Мы свернули в Глухой переулок и сразу перед нами возник Васька Пенов.
- Привет красным тимуровцам! - гаркнул он, осклабившись. - Встретились! Теперь можно и должок отдать, расплатиться!
- Не дури, Пенов! - Люся хотела обойти его, но он заступил ей дорогу.
- Не спеши! Сейчас твой до-ре-ми-фа-соль захрюкает. Получит сполна!
Я не испугался, я чувствовал, что Ваське со мной не справиться.
- Забыл про фонарь! - сказала Люся тяжело дыша. - Хочешь второй получить?
Васька царапнул Люсю бешеным взглядом, и тотчас же глаза его застыли на моей левой руке. Я понял подлый замысел Васьки - сделать меня калекой, чтобы я не смог больше играть. И тут же я вспомнил приказ Ивана Ильича: сегодня от восьми до десяти играть, во что бы то ни стало.
- Пойдем, Люся… - мой голос противно дрожал.- Я с ним завтра встречусь. Сейчас мне некогда, и ты опоздаешь…
Люся подняла на меня воспаленные глаза. В них застыли испуг и удивление.
- Ах, ему некогда! - Васька снова уставился на мою левую руку, и я невольно спрятал ее за спину. - А мне плевать, что тебе некогда!