Я вытащил из кармана карандаш, вчетверо сложенный листок бумаги, вырванный из школьной тетради, и начал писать печатными буквами, чтобы не узнали мой почерк. Когда на пожарной каланче часы пробили десять, я поставил последнюю точку и прочел написанное. Мне понравилось, как я написал. В левом верхнем углу листа я поставил дату: «14 мая 1942 года». А ниже, посредине строчки, написал крупно: «Начальнику полиции». А потом отступил на три строчки (так мы в классе писали сочинения: после заглавия пропускали три строчки) и написал главное: «Сообщает вам неизвестный. Сегодня я выследил коммуниста. Он ходил по базару, приставал к народу и стыдил, почему они не воюют с немцами. Он стыдил старика, который продавал желтый мундштук. Потом коммунист приставал к слепому скрипачу и тоже ругал его, зачем он не на фронте. Этот коммунист, видно, партизан или подпольщик. Я хотел за ним следить дальше, но он вдруг исчез.
Письмо не подписываю, потому что коммунисты-подпольщики убьют меня, если узнают, что я вам написал».
Я снова сложил вчетверо листок, сунул его в карман и пошел к своей бывшей школе. Теперь там помещалась полиция.
Чем ближе подходил я к школе, тем медленнее становился мой шаг. Еще издали я заметил у дверей школы приземистого полицая и узнал его по несуразно большой голове. До прихода немцев он был гардеробщиком в бане. Сейчас он стоял на часах и насвистывал старинную песню украинских казаков. Я знал эту песню, не раз мне певал ее покойный дед:
Когда дед доходил до этих строчек, к горлу моему подкатывал горький ком. Я так отчетливо видел плененных турками, закованных в кандалы казаков…
Я прошел мимо полицая, он даже не посмотрел в мою сторону. Тогда я вернулся и остановился у крыльца.
- Пан полицай, - сказал я, не узнавая собственного голоса.
Он перестал свистеть и выкатил на меня круглые глаза. Тогда я протянул ему письмо.
- Пану начальнику полиции. Передайте, пожалуйста, пану начальнику…
- Тю!-беззлобно удивился полицай. - Хиба ж я тоби прислужник, чи шо? Отдай в дежурку. Висьма кимната…
Я поднялся по ступенькам и прошел в коридор моей бывшей школы. Это удивительно, но дежурка помещалась именно в восьмом классе, в котором я учился год назад. Теперь, конечно, здесь не было никаких парт. У окна стоял стол из директорского кабинета, за столом сидел костлявый полицай с редкими отвислыми усами.
- Вот!-сказал я и, бросив письмо на стол, поспешно вышел из комнаты.
- Стой, хлопчик! Стой, бисов сын! - стул под дежурным заскрипел и ввалился.
Я был уже на крыльце, когда он меня настиг. Одной рукой полицай схватил меня за ворот рубахи, а другой закатил такую оплеуху, что перед моими глазами бешено завертелись круги.
- Ты от кого тикаешь? От кого, спрашиваю, тикаешь?- Дежурный втащил меня в мой бывший класс и снова влепил мне пощечину.
Я устоял на ногах, но в ушах противно загудело.
Не обращая больше на меня внимания, дежурный развернул мой листок.
- Это пану начальнику, не вам, - осмелился я заметить.
На лице полицая появилось страдальческое выражение.
- Нет, вы подывитесь на того неразумного хлопчика!- тоскливо сказал он. - Ему, бачьте, мало двух затрещин! Вин хоче, щоб его вынесли ногами вперед! Так я ж то могу сделать! Ще не поздно!
И, тяжело вздохнув, он стал читать мое письмо.
В ушах у меня все еще стоял гул, а сердце стучало где-то у горла.
Полицай читал, и густые брови его подымались все выше и выше. Наконец он вскочил и вцепился в мою руку:
- Идем до пана начальника! Слухай меня! Если ты в своей цыдуле набрехал, простись с маткой, простись с батькой, здоровкаться будешь с господом богом на небесах! Идем!
Начальник полиции чудовищно косил - зрачки его глаз сходились у самой переносицы, оставляя на виду белки с кровавыми прожилками. Он сидел в кресле, большой, грузный, ему было жарко, круглое бабье лицо его лоснилось от пота.
- Когда это было? - спросил он, сунув мое письмо в ящик.
- Сегодня, пан начальник.
- Я спрашиваю, во сколько часов это было?
- У меня нет часов, пан начальник. Только я помню, пан начальник, что на городских часах было начало девятого…
Он взглянул на часы.
- Сейчас - одиннадцатый… Делай так, Шевчук,- начальник повернулся к полицаю. - Бери пацана и дуй с ним на барахолку. Пусть укажет того старика с мундштуком и того слепца со скрипкой. Если слова его подтвердятся, вертайся с пацаном сюда. Не подтвердятся - вези сразу в лагерь, чтобы не шутковал боле с властями! Ступай, Шевчук!