А немецкий-то офицер приказал нам по очереди подходить к нему. Стали бабы к нему подходить, а он каждую за руки хватает и носом своим близоруким в них тычется, чего-то высматривает.
Я, конечно, рядом с дочкой стою. Она мне шепотком:
- Чего трясетесь, маманя? Не первый снег на голову…
А как не трястись, когда такое дело…
С краю Наталья Филиппова стояла. Ей первой и пришлось подходить. Смелая была баба! Из себя видная, статная. Идет к фрицу не спеша, на него не глядит, будто о чем-то своем думает. Подошла, остановилась, мы все ждем, что дальше будет.
- Руку! - приказывает немец.
Протягивает ему Наталья руку, ладонь лодочкой, будто здороваться собралась. Фриц очкастый руку схватил, ладонь наружу вывернул, через очки рассматривает. Некоторые бабы не выдержали, хохотнули, - дескать, смотри, какая цыганка приехала, по ладошке гадает. Фриц того смешка не заметил, а Петрович заметил, бо-роденкой взметнул: не до смеха, мол, плакать не пришлось бы!
Позыркал фриц на Натальину ладошку, потом приказывает ногу на колесо поставить. Поставила Наталья ногу на ступицу, говорит с усмешкой:
- Не взыщите, ноги-то не шибко чистые: обувку всю сносила, мыла тоже не купишь…
Не знаю, разобрал ли фриц, что она сказала, а только приказал ей отойти в сторону. Вторая, третья баба подходят к нему, и с ними такая же комедь. Мы стоим, никак не поймем, чего он там на руках-ногах такое выискивает.
Тут как раз и настал мой черед. Подошла я к немцу, сую руку ладонью вверх - на, смотри, гадай!
Немец повернулся к Петровичу, спрашивает:
- Кто такая?
- Правдина Анна. До войны телятницей в колхозе работала.
Стал фриц ладонь мою рассматривать. Недолго рассматривал. Провел, пес рыжий, пальцем, пощупал мозоли, глянул на мои ноги, что исполосовали синие жилы, и сразу головой мотнул - отходи, значит.
И надо же, тут как раз из двора Татьяны корова вышла-Красуля. На всю деревню только одна корова уцелела. Вышла - и прямым ходом к телеге, к оглобле, значит, где сено для лошади привязано. Подошла и давай сено хрупать, своя-то солома надоела.
Я от немца отошла, стала где положено, сама глаз с дочки не спускаю. Ее черед подходить. А немец - он уже уставился на нее, гадюка.
- Следующий! - кричит. Й стал протирать очки свои квадратные.
- Следующий! - крикнул обер-лейтенант и стал протирать свои очки.
Я подошла к нему, он прямо впился в меня своими белесыми глазами.
- Кто? - спрашивает старосту.
- Правдина Дарья. В колхозе дояркой работала.
- Руки!
Я вытянула руки вперед, точно на уроке гимнастики.
Не знаю, долго ли фашист рассматривал и ощупывал мою ладонь. Наверно, три-четыре секунды. Но мне они показались бесконечными. Руки у меня задрожали. Немец заметил это, усмехнулся, его глаза стали еще светлее.
- Дрожишь! - сказал он. - Зо! Делай ладони наоборот!
- Как это? - спросила я, потому что не поняла, чего он хочет.
Стоявший рядом Петрович пояснил:
- Господин офицер приказует тебе держать руки ладонями вниз.
Я выполнила приказ и, впервые за долгое время, сама взглянула на свои руки. Какие они стали грубые, некрасивые!
Немец разглядывал сквозь очки мои пальцы и вдруг стиснул их с такой силой, что я едва удержалась от крика.
- Ноготь! - сказал он и ощерился.
- Что «ноготь»? - спросила я и заметила, что от боли ногти мои побелели.
- Ноготь! Ноготь!- твердил он, продолжая сжимать мою руку.
А я ничего не понимала.
- Грязь? Где грязь под твои ногти? Ты не имеешь грязь под ногти! Все бабы имеют грязь, а ты - нет! Ты не есть деревенская баба! Отвечай, кто ты есть?
- Я - Дарья Правдина. В колхозе дояркой работала. Нам строго-настрого приказано было завсегда руки в чистоте держать. Я и привыкла. Теперь уже и коров не осталось, а все одно смотрю, чтобы руки чистые были, под ногтями чищу аккуратно…
- Стой на месте! - приказал он, не выпуская моей руки. - А ты подойди сюда! - это он приказал подружке моей - Аксинье Крупиной. Ксюша Крупа - звали мы ее в школе. Ксюша подошла и встала рядом со мной.
- Слушай мой слова! - сказал немец так тихо, что, кроме меня и Ксюши, никто не мог их расслышать.- Сейчас я буду задать тебе один вопрос. Если будешь отвечать неправда, тебе смерть! Ты понимай мой слова?
- Очень даже понимаю, - сказала Аксинья.
- Тогда отвечай, - немец говорил шепотом. - Отвечай, кто есть больной, кого лечит эта доктор?