– Вы меня слушаете? – выплыл откуда-то обиженный голос Бигла.
– Да, конечно, – не моргнув глазом, ответил Родриго. И, слегка прибавив громкость переговорника, продолжил: – Действительно, причудливые деревья… или дерево… даже не знаю, как назвать. Так каким образом, говорите, оно появилось?
Глава 7
КРИСТАЛЛ
Вернувшись на Базу, Родриго тут же попросил Норриса принять его.
– Заходите, – после небольшой паузы отозвался радиобраслет. Родриго показалось, что голос у шефа усталый. И немудрено! Пока господин эмиссар прогуливался по лесу, Хью, надо думать, успел многое обсудить с Симаковым. А до этого занимался размещением подчиненных, командовал возведением ангаров для прибывшей с Земли техники и попутно утрясал разные мелочи, без которых не обходится ни одно вселение…
Норрис сидел за столом и перебирал какие-то камешки размером с крупную гальку – ярко-синие, покрытые сетью золотых прожилок. Родриго увидел их – и вздрогнул.
Он несколько раз слышал эту историю, но не очень-то верил – десантники были мастера создавать легенды. Ветераны любили вспоминать былое в тесной компании. Да так вспоминать, что необстрелянный молодняк смотрел им в рот, хотя даже юнцы понимали: это и наполовину не может быть правдой. Но кто посмел бы назвать рассказчика лжецом? Вопреки расхожему мнению, десантная жизнь в действительности скуповата на романтику. Возможно, именно ее нехватка в грубые и мрачные Средние века породила перенасыщенные благородством рыцарские романы. Родриго зачастую даже не пытался выяснить, где заканчиваются подлинные события и начинается фольклор.
Дело было лет пятнадцать назад на Кали, где Норрис, тогда командир группы, якобы потерял за считанные минуты не меньше десяти человек. В одной неуютной, но, как думали, достаточно изученной местности они неожиданно напоролись на трубку Хольца. Сам Хольц, открывший эту дрянь несколькими годами ранее, по счастливой случайности сумел унести ноги. А вот им не повезло…
Представьте себе жуткую, с километр глубиной, дыру в земле, где происходят странные, даже теперь до конца не изученные процессы. Одни минералы превращаются в другие, и содержимое гигантской «пробирки» то плавится, то вновь кристаллизуется, причем кристаллы эти безостановочно путешествуют вверх-вниз – как воздушные шарики, которые в определенный момент кто-то начинает подтягивать к себе за ниточки, а потом опять отпускает, даруя призрачную свободу. Обычно сосуд с «дьявольской похлебкой» (выражение того же Хольца) бывает плотно закупорен. Но с годами многометровая каменная пробка начинает разрушаться – ее истачивают снизу агрессивные газы, превращая в нечто эфемерное, вроде готового осыпаться от малейшего сотрясения столбика пепла. Почему-то именно эту трубку ученые в свое время проглядели, а у десантников не было необходимой аппаратуры. Это их и погубило.
Всё произошло мгновенно. Под землей словно заворочался ожидавший своего часа исполинский червь. Напряг мускулистое тело, закрутил бронированной башкой, обрушивая изъеденную «крышу» своего жилища, и люди полетели в расширяющуюся воронку, как сброшенные со стола оловянные солдатики. Родриго слышал это не от очевидца (рассказ передавался по кругу, обрастая всё новыми подробностями), но ясно представлял себе кошмарную сцену.
Подавляющую часть трубки Хольца – не менее девяти десятых – составляла «горячая зона»: температура там нередко доходила до тысяч градусов. В ходе реакций неизменно выделялось некоторое количество воды, которая так же неизменно скапливалась под самой «крышкой», принимая в себя разную всплывающую снизу гадость. Когда воронка поглотила последнего попавшего в ловушку десантника, «дьявольская похлебка» выступила на поверхность. Отвратительное болотно-зеленое месиво бурлило, чавкало, плевалось дымящимися ошметками.
Норрис и еще несколько человек уцелели чудом – они шли поодаль от остальных и благополучно обогнули невидимую границу смертельного круга. Инстинкт самосохранения должен был заставить их немедленно упасть, чтобы не обдало кипящей грязью, и, вжимаясь в землю, постараться уползти подальше. Но никто не двинулся с места. Они стояли и молча смотрели, как испражняется преисподняя, только что сожравшая их товарищей. Ничего сделать было нельзя – трубка сразу засасывала жертву на огромную глубину, откуда не возвращаются. Оставалось только смотреть и горбиться от сознания своей беспомощности…
«Похлебка» начала менять цвет. Каждую минуту что-то громко взбулькивало, и посреди мерзкой жижи расплывалось изумительное радужное пятно – словно предвестник чудовищного праздника на останках. Затем трубка стала выбрасывать ноздреватые обломки каких-то пород – они неуклюже ворочались и терлись друг о друга шершавыми боками. Один за другим ударили несколько грязевых гейзеров. Последний, хрипя и кашляя, выкинул к самым ногам Норриса россыпь камней, облепленных отвратной полужидкой массой. От них валил пар. Хью машинально потер один камушек ногой, и золото на синем, нежданное на балу смерти, вонзилось в глаза. Наверное, Норрис посчитан это за некий знак. Поэтому, дождавшись, когда камни остынут, он собрал их столько, сколько смог унести, и с тех пор с ними не расставался. Возможно, чудесные камешки, извергнутые не принявшим их адом, напоминали командиру души погибших ребят…
В общем-то, история была как история. Но Родриго смущали два момента. Во-первых, от нее попахивало чрезмерным, даже надрывным, мелодраматизмом. Во-вторых, потеря большей части группы наверняка испортила бы блестящий послужной список Норриса. Впрочем, чего не бывает? Если учесть, что боссы Десантных Сил вряд ли захотели распространяться о не красящем их происшествии и сохранили за Норрисом ореол исполнительного служаки… Да, такое вполне могло произойти. А теперь этому нашлось подтверждение…
Норрис был так поглощен своим занятием, что не сразу обратил внимание на вошедшего.
– Ах, да… – сказал он и, выдвинув ящик стола, бережно (хотя, казалось бы, чего церемониться с галькой?) ссыпал туда камешки.
– Я обязался делиться своими наблюдениями, – сказал Родриго. – Только что побывал в лесу. Одно дело – ознакомиться с отчетом, другое – увидеть всё своими глазами.