Чёрт возьми, ведь мы с Кликсом были друзьями. Хорошими друзьями. Он работал ассистентом у Бернстайна, когда я учился в Университете Торонто. Мы подружились и поддерживали связь, когда я уехал в Беркли в аспирантуру. Когда годы спустя я женился на Тэсс в ходе помпезной церемонии, на которой настояли её родители, Кликс совершенно естественно оказался моим шафером.
И пусть победит лучший.[5]
Не знаю, то ли из-за переполнявшего меня сдерживаемого гнева, или потому что мы и правда выдышали в тесном помещении весь кислород, но мне вдруг стало ужасно душно.
— Наверное, надо проветрить, — сказал я.
Кликс буркнул в знак согласия, и мы взялись за рукоятки, с помощью которых открывались жалюзи в верхней части внешней стены. Когда давление уравнялось, у меня глаза чуть не вылезли из орбит. Внутрь сразу нанесло пыльцы, и я порадовался, что перед заброской принял терфенадин.
Ночь оглашали странные звуки: треск, пощёлкивания, стрекотание, низкое пульсирующее жужжание. Вентиляционные отверстия были закрыты металлической противокомариной сеткой, но при мысли о завтрашней встрече с тучей доисторических насекомых лицом к лицу меня передёргивало.
— Луна встаёт, — сказал Кликс. Я повернулся и посмотрел в окно. Она была толстая и жёлтая, между первой четвертью и полнолунием; её рябое лицо отражалось в неподвижных водах южного озера.
— Что за черт? Ты видишь? — воскликнул Кликс. Мне понадобилась пара секунд, чтобы понять, что конкретно не так в лунной физиономии. Оно было повернуто так, что стал виден здоровый кусок обратной в наше время стороны. На восточном лимбе я разглядел пятно, которое могло быть только Морем Москвы. В двадцать первом веке узкие полоски обратной стороны можно увидеть в результате либраций, но Море Москвы находится под 140 градусом долготы, слишком далеко для либраций. Моей первой мыслью было, что вращение Луны ещё не синхронизировалось с периодом обращения, но я тут же отбросил эту мысль: её орбита слишком близка к Земле, чтобы вращение было несинхронным. Нет, вероятнее всего, именно этой стороной она была обращена к мезозойской Земле. Интересно, что заставило её впоследствии повернуться?
— Маленькая какая-то, — заметил Кликс.
Я подумал об этом. Луна и правда выглядела меньшей, чем обычно. И это было странно, потому как я полагал, что она будет, наоборот, ближе к Земле — Луна очень медленно удаляется от Земли, в то время как суточное вращение Земли замедляется. Впрочем, видимый размер Луны может меняться на тридцать процентов в зависимости от того, находится она в перигее или апогее своей орбиты, однако большинство людей этого не замечает; люди вообще плохо оценивают такое вещи.
Но Луна и правда казалась маленькой.
В бинокль я мог видеть и другие свидетельства того, что смотрю на более молодую Луну. Я попытался отыскать кратер Бруно. Обычно он находится прямо на лимбе полной луны, но сейчас он должен оказаться далеко от края диска. Как я и подозревал, венчика 500-километровых лучей разлёта нигде не было видно. Пять британских монахов в 1178 году, вскинув голову к небесам, своими глазами видели удар метеорита, образовавшего этот кратер.
Я подумал, не рассказать ли про это Кликсу, но разговоры о метеоритных ударах у нас всегда кончались спорами о том, был ли один из них причиной мел-третичного вымирания. Кликс купился на эту теорию. В глазах общественности это делало его почтенным мэйнстримовым учёным. В конце концов, газеты и телешоу «Пи-Би-Эс» пришли в восьмидесятых к заключению, что виновником было падение астероида. Я был не в настроении перемалывать всё это ещё раз — мне хотелось опрокинуть пару банок пива и начистить Кликсу рыло, но, к сожалению, пива в наших запасах не было. Однако тут произошло событие, после которого старый спор уже не мог не вспыхнуть вновь.
Медленно и величаво, без всякой спешки, вторая луна взошла вслед за первой. Она была примерно втрое меньше, тоже находилась между второй четвертью и полнолунием и внешне напоминала белую желейную конфету.
— Кликс? — сказал я.
— Я это вижу.
Я посмотрел на крошечный шарик в бинокль, но он был слишком мал, чтобы можно было разглядеть какие-то детали.
— Трик, — сказал я неожиданно для себя самого. — Думаю, её нужно назвать Трик.
— В честь Чарльза Трика[6] Карелли, конечно же, — сказал Кликс, желая продемонстрировать, что угадал мой мотив. Ч. Т. Карелли, археолог начала двадцатого века, был основателем Королевского музея Онтарио, в котором я работал. Одной из моих редких вылазок в область научно-популярного писательства была его биография, написанная для «Ротонды», музейного журнала. Кликс не стал возражать против моего выбора имени, и я был благодарен за это маленькое чудо.
5
Непереводимая игра слов: «шафер» по-английски — best man, буквально «лучший человек».