— Она тоже исчезла, по-другому, но все-таки… Честно говоря, кажется… кажется… Я ни на миг не могу поверить в эту вашу дурацкую версию… связанную с Пророком, но вместе с тем так легко допустить, будто кто-то управляет нашими исчезновениями и делает это педантично, по заранее обдуманному плану.
Молчание. Тишина. Наконец раздается голос Хинеса:
— То есть ты веришь, что может существовать некто…
— Нет, верить — не верю. Не могу верить, поскольку этот некто должен быть всемогущим, а в такие вещи я поверить не способна. Да и нет никакого желания поверить. Я только сказала: кажется. Но, не исключено, все это только чистая случайность. Чистое совпадение.
Опять повисает молчание.
— Слушай… от тебя пахнет чесноком…
— Прости! Наверно, это… из-за иберийской колбасы. Она была очень вкусной, но…
— Нет, только не отодвигайся. Лучше обними меня покрепче… вот так, покрепче.
Их тела на какое-то время вновь застывают в неподвижности. Затем происходит едва заметное движение, потом слышится голос девушки:
— Это окно… мне страшно.
— Никакой зверь… ни один опасный зверь не сумеет вскарабкаться на такую высоту. Если хочешь, я закрою окно, но… мы тут помрем от жары.
— Нет… все равно, пусть остается так. Только обними меня покрепче, и все.
На сей раз молчание длится дольше, чем прежде. Слуху хватает времени на то, чтобы отличить от прочих звуков пение сверчков, доносящееся снаружи, его особый ритм, и воспринять его как что-то существующее само по себе, отдельно от знойного, неподвижного воздуха, обволакивающего все вокруг. Также можно уловить какое-то движение на кровати, едва заметное перемещение тел, легкий шелест воздуха, который выходит при дыхании изо рта, из ноздрей. Но темнота еще больше сгустилась, и уже невозможно ничего различить — ни очертаний тел, ни их движений.
— Да что такое… что с тобой, на фиг, происходит? — Голос Евы прозвучал неожиданно резко, вспарывая ночной мрак.
— Нет… прости… я не могу, не могу…
— Но ты же… был совсем готов… Вон он у тебя каким стал!
— Не говори пошлостей.
— Не говори?.. Да пошел ты… Козел…
— Прости, но с тобой я не могу… ты… ты… ты мне очень нравишься…
— Тогда почему? Почему? Ты словно чего-то боишься.
— Пожалуйста, только не сейчас… Потом… потом, когда мы выберемся из этой передряги… ты лучше всех… таких, как ты…
— Прошу тебя, Хинес, — говорит Ева изменившимся голосом, — ради всего для тебя самого дорогого… Мы еще можем спастись. Ни в одном из вас нет любви, не было любви… Вот что ужасно! Но мы… мы еще можем…
— Это не любовь… это другое.
— Но только… только такую, только это ты можешь дать мне. Не лишай меня… А вдруг… вдруг мы поймем…
— Я не могу, Мария… то есть Ева, извини. Не проси…
Хинес замолкает, точно не находит нужных слов для объяснения. Ева тоже некоторое время молчит. Больше не слышно, чтобы их тела хоть раз шевельнулись. Когда наконец снова раздается голос девушки, он поражает своим спокойствием, покорной печалью и даже отчасти сочувствием.
— Это из-за Пророка, да? Из-за этого типа, чтобы «не вызвать его гнева»?
Судя по звуку, одно из тел поворачивается. Может, чуть отодвигается, делая пол-оборота. Затем опять все обретает неподвижность.
— Поступай как знаешь, Хинес. Давай отдохнем… Мне тоже надо поспать. Ни от кого нельзя требовать больше того, на что он способен.
— Прости.
— Все это не важно.
— Хочешь, я обниму тебя?..
— И так слишком жарко.
Хинес ничего не отвечает. Тишина длится несколько секунд, потом непонятно чья рука начинает шарить по простыне, натыкается на что-то и снова замирает. Воздух в темноте кажется плотным и тревожным, наполненным какими-то мнимыми намеками; только в проеме окна воздух делается легким и прозрачным — это идеальный ровный прямоугольник, темно-синий и гладкий, где остервенело сверкают острые брызги звездного света.
— Машин все больше и больше.
Хинес заметил верно, машины и вправду попадаются все чаще. На въезде в город шоссе приближается к автостраде, и теперь не редкость увидеть две или даже три машины, стоящие рядом. Но Хинес с Евой утратили всякий интерес к этим пустым автомобилям — их столько, что встречу с еще одним трудно назвать событием; теперь они всего лишь бросают в ту сторону беглый взгляд, чтобы лишний раз убедиться: внутри никого нет, ключи вставлены, а ремни безопасности, разумеется, пристегнуты. Хотя стали попадаться и довольно серьезные аварии — вне всякого сомнения, это результат того, что скорость в момент выключения электричества была здесь достаточно высокой. Еще до слияния с автострадой шоссе превратилось в скоростную дорогу — с обеих сторон появилось ограждение, обочины заметно расширились.