— А почему вы не едете в родные места? — перебил я его.
— Стыдно. Матери в глаза глянуть стыдно… Она меня выучила, а я в благодарность за все заботы такую ей свинью подсунул. Поеду к ней, когда искуплю свою вину трудом. Как по-вашему, правильно я решил?
— По-моему, правильно, — согласился я.
— Не подведу я, — дрогнувшим от волнения голосом произнес Матюк. — Мне бы маленько зацепиться за честную жизнь, а тогда бы я выдюжил, все осилил бы.
— А специальность у вас какая-нибудь есть?
— Трактористом могу, — заблестели глаза у парня. — Грузчиком. На ферму к лошадям. Я бы любую работу делал. Соскучился по свободе. Руки горят. Душой я понял, что не могу больше жить в болоте, хочу иметь чистую судьбу, жизнь у меня ведь, как у всех людей, одна.
— Все это так, — одобрил я его выводы. — Но скажите мне, как вы свалились в болото?
Матюк глубоко вздохнул, провел рукой по стриженой голове.
— Жил я, горя не знал. После семилетки поступил в восьмой. Мать в колхозе работала. Была у нас корова, и куры, и гуси. Кабанчика вскармливали. Полгектара огорода имели. Жили в, достатке, да с жиру беситься я стал. Ум за разум зашел. Дружков себе завел: Володьку Косоглазого, Митьку Плюгавого — шулера и негодяя, Кольку Фигуриста. Все — отпетая сволочь. Не из местных, наезжали ко мне из города, когда мать была на работе. В нашем селе жили их родственники. Сначала играли в домино, затем в карты, под интерес. С того и началось… Выпивки, кражи. Ограбили магазин. И засыпались. Отсидел я свои два годочка, вернулся домой. Мать обрадовалась. Вечером только вышел прогуляться по селу — и братва тут как тут. Тоже вернулись. Отшил их. Не тут-то было. Угрожать стали. Пойдем шарашить, и все тут. Я отказался. Побили. Заставили идти на лафу. Хотел заявить в милицию, да так и не решился. Боялся. Из дому съехать тоже не смог. Мать пожалел. Обобрали мы кассу в сельпо. Поймали нас. Снова суд, снова лагерь. Отбыл, и вот я тут. На этот раз решил твердо, — вздохнул Матюк тяжело, — да вот не получается. Помогите мне, гражданин следователь.
— Куда же вас определить? — спросил я его.
— А хоть бы куда-нибудь. Я вас не подведу.
— В совхоз пойдете?
— С радостью, — не сводил с меня глаз Матюк.
Я снял трубку, набрал номер телефона директора совхоза Боярцева.
— Степан Петрович! Вам рабочие нужны? — и объяснил, кого хочу к нему направить.
— Не нужны нам такие, — пробасил тот в трубку.
— Возьмите. Парень горит желанием трудиться, но подведет, — стал я убеждать Боярцева.
Тот долго отнекивался. Наконец согласился при условии, если я напишу письмо.
— Хорошо, — ответил ему. — Напишу.
Пока я писал письмо, Матюк о затаенным дыханием следил за моей рукой.
— Вот вам письмо, — протянул я ему запечатанный конверт, — идите сейчас же к директору нашего совхоза, он все уладит.
Матюк вскочил на ноги, засунул письмо в боковой карман робы, застегнул его на пуговицу.
— Извините. Я у вас столько отнял времени. Я буду приходить к вам. Не возражаете?
— Пожалуйста, приходите, — разрешил я.
Матюк поблагодарил и ушел, а я задумался.
Да, бывает, что люди не верят судимым за воровство и другие преступления, руководствуясь тем, что, дескать, черного кобеля не отмоешь добела, не считаясь с иной народной мудростью: вера и гору с места сдвинет. Преступниками ведь не рождаются. По-разному у людей жизнь складывается. На все есть свои причины. Часто недоверие к человеку калечит его. Преступников, которых нельзя перевоспитать, не бывает. В каждом из них в большей или меньшей степени живут светлые начала. Надо только суметь подействовать на них. Действовать неустанно и постоянно везде — на работе, на улице, на лестничной площадке. Действовать на них словом, подкрепленным делом, действовать верой, действовать человечностью. Особенно человечностью, ибо человечность всегда мудрая, а мудрость всегда человечная.
Ровно через неделю Матюк появился в моем кабинете в костюме с иголочки, в белоснежной рубашке, при галстуке. Глаза его восторженно светились. Широко улыбнувшись, он поздоровался со мной и сообщил:
— Порядочек! Пришел доложить. Как и обещал.
— Садитесь, Павел Никифорович, рассказывайте, — пригласил его.
— Значит, пришел я к директору, но его не было. Подождал. Когда он приехал, пригласил меня к себе в кабинет. Прочитал ваше письмо, положил его на стол и стал смотреть на меня, — говорил уже Матюк спокойно, с достоинством рабочего человека. — «Не подведешь?» — спросил директор строго. «Не подведу», — ответил я, тоже не сводя с него глаз. Он тут же вызвал к себе заведующего отделом кадров и приказал: «Оформляйте. На работу и в общежитие». Тот, кадровик, начал было что-то возражать, но директор посуровел: «Я кому сказал! Оформляйте! И немедленно!» — Матюк улыбнулся. — Правильный мужик директор. Первые дни работал я на ферме. Вывозил в поле навоз. Дали мне денежный аванс. Питаюсь в столовой, живу в общежитии. С понедельника сяду на трактор, буду корм на ферму подвозить. He волнуйтесь за меня. Будет порядочек.