Утром мы с Александром Марковичем собрались было уже ехать в Михайловку, как вдруг наши планы резко поломались. За завтраком мы вспомнили интересную деталь: метров за сорок от места происшествия расположена детская площадка — два колышка забиты в землю и между ними натянута сетка. Мы подумали, что мальчишки там, вероятно, играли дотемна и могли видеть тех, кто выпивал неподалеку. Решили немедленно пройти по всем дворам, прилегающим к гаражам.
И с ходу наткнулись в одном дворе на «кучу малу» — мальчишки дрались за мяч.
— Так не годится, а еще футболисты! — тихонько подошел к ним Александр Маркович.
Мальчишки вскочили на ноги, отряхиваясь и рассматривая нас. Мы представились и спросили, не играли ли они в воскресенье в футбол на своем стадионе у гаражей.
— Играли, — дружно ответили мальчишки. — С ребятами из соседнего двора. И выиграли у них с крупным счетом. Теперь они собираются дать реванш.
— Молодцы, — похвалил их Бандурко. — А теперь припомните, пожалуйста, не видели ли вы возле гаражей двух мужчин. Одного в военной фуражке, а другого в очках.
— Видели, видели, — наперебой, как птенцы, загалдели мальчишки. — Они выпивали под кустом.
— И приемник возле них играл, — подбежал ко мне самый маленький. — А когда мы шли домой, я слышал, что как раз передавали последние известия.
Показания мальчишек подтвердили нашу версию и помогли точно определить время пребывания неизвестных мужчин у гаражей и их приметы.
Мы обратились за помощью к художникам, и те со слов нарисовали портрет человека в очках, подозреваемого в убийстве.
Юные футболисты подтвердили сходство рисунка с человеком в очках, которого они видели у гаражей.
Мы перефотографировали рисунки и раздали фотографии работникам милиции, общественникам, поставив перед ними задачу: найти этого человека.
Прошли сутки напряженного поиска, но результатов никаких.
Мы решили ехать в Михайловку, расположенную в ста километрах от Орджоникидзе. Выехали рано утром и за полтора часа были там.
Михайловка — село большое старинное. На его территории два колхоза, и мы для удобства разделились на две группы. Александр Маркович с участковым райотдела милиции Волощуком вызвались искать подозреваемого мужчину в очках, а я с сотрудником уголовного розыска Прозапасом — установить владельца автобусного билета, то есть пострадавшего.
Председатель сельсовета и председатели колхозов пообещали помочь нам в поисках, выделить своих людей: активистов, коммунистов и комсомольцев.
Полдня мы с Прозапасом бродили из одного двора в другой, расспрашивая людей, кто в их колхозе носит летом военную фуражку.
Наконец-то одна старушка сообщила нам, что не в селе, а на хуторе живет тот парень, что всегда ходит в военной фуражке.
Не мешкая, мы сразу же отправились на хутор. Там было всего лишь шесть хат, и мы начали с первой от поля хаты. Хозяев не оказалось дома, дверь заперта. Пошли ко второй. Попросили воды напиться. Хозяйка предложила нам холодного молока. Мы не отказались, охотно выпили. В доме было чисто, уютно. Пахло мятой и любистком. Хозяйка пригласила нас в горницу. Мое внимание привлекли фотографии, что украсили собой всю стенку между окон.
Когда я подошел ближе, чтобы рассмотреть их, то еле сдержался от крика. На одной из фотографий увидел пострадавшего, который сидел у вазы с цветами рядом с хозяйкой. Он был в военной фуражке. Глазами я подозвал к себе Прозапаса и попросил его о случившемся сразу не говорить хозяйке. Хозяйка тоже подошла к фотографиям и стала объяснять нам:
— Это Сидор Ильич, мой муж. Погиб на войне. Только ушел — похоронка. Думала, не выживу, — уголочком белой косынки вытерла набежавшую слезу и продолжала, дотрагиваясь пальцем до стекла: — Это вот мой старшенький… Тоже погиб… Вслед за отцом… ушел и нет по сей день. Куда я только не писала, приходит один ответ: «Пропал безвестно». А это средний. — Пальцы женщины, словно шелковые, дотрагивались до холодного стекла. — Тоже не вернулся. Сложил голову на белорусской земле… Партизанил… Остался младший… Вот мы с ним, — указала она на парня в военной фуражке. — Слава богу, хоть он со мной. Одна надежда на него: старость мою присмотрит.
— А где он сейчас? — не выдержал мой коллега.
Хозяйка вдруг умолкла и посмотрела на нас какими-то невидящими глазами. Что-то думала она, что-то связывала и не могла или не хотела связать в своих мыслях.