— Завтра же нужно произвести обыск у Зарубы, — предложил Григорий Иванович. — Необходимо все просмотреть в ее доме. Хотя время и упущено, но всякое бывает… А теперь идите домой, отдыхайте с дороги.
Но домой я сразу не попал. По пути встретил Войного, и он меня буквально затащил в райотдел милиции и не отпустил до тех пор, пока не выжал из меня до мелочей результаты поездки.
— А что у вас нового? — поинтересовался я, окончив свой рассказ.
— За это время Заруба никуда не отлучалась, затаилась, будто чего-то ждет, — ответил Войный.
— Подумайте над тем, куда могла упрятать Заруба труп мужа. Завтра будем искать, — сообщил я ему решение прокурора.
— Работники милиции нужны? — поинтересовался Войный.
— Думаю, достаточно будет двух человек, да вы третий.
Когда я вышел из милиции, на улице уже был поздний вечер.
Рано утром мы были во Всесвятском. Но дома Зарубы не оказалось. На дверях висел большой амбарный замок.
— Убежала! — констатировал Войный.
Несколько минут молча стояли у дома. Мне почему-то не верилось, что Заруба могла скрыться. Первым заговорил понятой Моргун:
— Может, она уехала к детям? Последнее время часто вспоминала о них.
— Нет, вчера вечером я ее видел, — возразил участковый уполномоченный Бойчук. — Да вот и она, легка на помине.
— Чего так рано, мои дорогие гости? — подойдя к нам, слукавила Заруба. — Мне и угостить-то вас нечем.
— Извините за беспокойство, но мы должны сделать у вас обыск, — объяснил я ей. — Вот санкция прокурора, — протянул постановление.
— Вам все мало? — ощетинилась Заруба. — Сколько еще будете плевать в мою душу? Вызовы, обыски! Когда придет этому конец? Я буду жаловаться!
— Ваше право жаловаться, а нам необходимо исполнять свой служебный долг, — тихо сказал я и попросил открыть нам дом.
— Успеете еще все перекопать, впереди целый день, — огрызнулась Заруба, но дверь отперла.
В хате беспорядок: занавески на окнах грязные, постель не убрана, в коридоре куча мусора, в кладовой заплесневелое помойное ведро.
Я еще раньше решил начать обыск с отопительной системы. С помощью понятых снял с печки чугунную плиту и начал осторожно выгребать золу. За духовкой, в самом углу, обнаружил две наполовину расплавленные железные пуговицы и шинельный крючок.
Отчистив от золы пуговицы, мы увидели на них железнодорожную эмблему — звездочку, а посредине разводной ключ и молоток.
— И пуговицы, и крючок от железнодорожной шинели, — сразу же определил Войный.
— Похоже, она сожгла его одежду, — шепнул я ему. — А может, и труп. Посмотрим еще. Давайте вытащим и духовку.
Осматривая печку, я наблюдал за Зарубой. Она не находила себе места. Слонялась из угла в угол, опустив голову; бралась то за тряпку, то за веник, то за ведро, но ничего не делала, только изредка украдкой, потихонечку поворачивала голову в нашу сторону и исподтишка поглядывала то на меня, то на Войного.
— Неужели труп зарыла в своем доме… Ужас какой! — втихомолку возмущался Войный.
— Попробуем-ка сорвать полы, — обратился я к Войному. — Интересно все-таки, как будет реагировать на это Заруба.
— Меня одно поражает, — Войный топнул ногой об пол. — Когда делали обыск в последний раз, полы ходуном ходили, а сейчас, небось, новые доски настлала.
Однако… долго меня не оставляло сомнение: что, если трупа под полом не окажется?
Наконец таки взял в руки топор и обратился к понятым:
— Откуда будем начинать?
Увидев мое намерение ломать пол, Заруба выскочила во двор и не своим голосом закричала:
— Дом крушат! Помогите, люди добрые!
И я спасовал, о чем через некоторое время сожалел, но что поделаешь — упущенное не воротишь.
Последующие два дня я занимался допросом соседей Зарубы. Мнение соседей о ней было единогласное: опустошенный человек, до предела безнравственно ведет себя, ни с кем из соседей не ладит, устраивает у себя оргии и дебоши, покоя от нее никому нет. К детям, по мнению соседей, Заруба всегда была равнодушна, те вечно бегали голодные и оборванные. «Может, и к лучшему, что дети в детдоме, с ней пропали бы, — доверительно делились со мной старые люди, — она ведь только и знает, что волочиться за мужчинами. Да и то сказать: муха на цветы не садится… Это пчела летит к лесу, а муха к гною…»
После обыска я Зарубу больше не допрашивал, но наблюдение за ней мы не сняли.
Несколько дней спустя Войный доложил мне, что к Зарубе в гости зачастил ее двоюродный брат Степан, с которым раньше она была в ссоре.
«Что-то затевает Заруба», — подумал я и велел Войному усилить наблюдение. Сам же с нетерпением ждал результатов экспертизы.
Как и следовало ожидать, экспертиза установила, что пуговицы и крючки подвергались температурному воздействию путем открытого огня. На металлической оболочке пуговиц сохранились истлевшие частицы сукна. Стало яснее ясного, что Заруба сожгла в печке одежду мужа. Об этом также свидетельствовал и ярлык, изъятый в ее квартире.
На наш запрос одесская фабрика «Красный швейник» ответила, что такие ярлыки прикрепляются к шинелям. Согласно дате отправки, артикулу, штампу ОТК, шинель с этим ярлыком в числе, других изделий была выслана в адрес станции Днепропетровск.
Установили мы и то, что 12 июня 1946 года на складе ОРСа Селиванов получил шинель с этим ярлыком вместе с другой форменной одеждой.
— Арестовать надо эту потаскуху, — настаивал горячий Войный. — Повторить обыск и арестовать.
— Арестовать рановато, — возразил я. — У нас нет доказательств того, что она совершила убийство. А вдруг Селиванов умер естественной смертью?
— Ну и ну! — кипел негодованием Войный. — Скажите на милость, если б муж умер, зачем бы она сжигала его одежду? Не понимаю, она устраивает нам всякие козни, а мы цацкаемся с ней.
— Степан Павлович, я не согласен с вами. Заруба могла из боязни сжечь одежду, чтоб люди не подумали плохого, — начал я объяснять Войному.
— Разве мало у нас улик против нее? — покраснел от волнения Войный.
— Да, Степан Павлович, еще недостаточно у нас улик. Арестовать Зарубу сможем лишь тогда, когда найдем труп и получим заключение специалистов о причине смерти.
Переубедить Войного мне не удалось. Он стоял на своем.
В тот же день я доложил о результатах проведенной работы прокурору.
Григорий Иванович внимательно выслушал меня и сказал:
— Все правильно. Но и с обыском не тяните. Зря вы испугались истерики Зарубы. Я полагаю, что труп Селиванова зарыт в доме. Ее истерика подтверждает это. Попомните мое слово. В общем — обыск, и немедленно! — заключил он.
Когда мы рано утром подъехали машиной к дому Зарубы, в окнах тускло светилось. Я постучал. Дверь открыла хозяйка. За спиной у нее стоял Степан Заруба. Вид у них был растерянный.
Вошли. В доме остро пахло свежевыкрашенными полами.
— Вы что, сделали ремонт? Полы покрасили? — удивился Войный.
— А что, нельзя? — резко ответила Заруба.
Войный в один момент обошел всю квартиру.
— Ну и ну, милая! Так вы срывали полы в коридоре? Нам не разрешили, а сами срывали-таки. По какой такой надобности? — строго спросил Войный.
— Срывала! А что! У вас надо было спросить? — огрызнулась Заруба.
Я попросил понятых принести лом и топор.
Заруба отошла к окну, села на стул и оттуда волком смотрела на нас.
Доски в самом деле были новые, плотно подогнанные одна к другой. Видно было, что пол настилал неплохой специалист.
— Кто вам делал ремонт? — спросил Зарубу Войный.
— А зачем вам это знать? — все еще хорохорилась Заруба. — Женщина я одинокая, мало ли кто согласился мне помочь.
Когда сняли доски в коридоре, всем бросилось в глаза очертание свежезасыпанной ямы в углу подполья.
— Дальше не копать, — распорядился я, заметив четкий отпечаток лопаты на одной из стенок осевшей ямы.
Изучая его, я обнаружил, что на лопате имелись две заклепки.