Грета съежилась. Она была ошарашена ледяным тоном. Я никогда не позволял себе так грубо обращаться со слугами, но тогда что-то внутри меня изменилось. Грета опустила взгляд, постаралась сделать реверанс и быстро удалилась из спальни.
Выбитая дверь всё также лежала на полу.
Я проводил девушку взглядом, а затем подошел к дубовому шкафу и принялся одеваться с методичностью человека, для которого армейская выправка стала второй натурой. Идеально отглаженный мундир, начищенные до блеска сапоги — ни одной помарки, ни единого изъяна.
«Хорошо, что я встретил этих дегенератов в повседневной одежде… Не замарал пиджак».
За окнами разразился новый день, но мне никуда было спешить. Я прошел к маленькому столику, что был уставлен драгоценными безделушками, и положил талисман. Тоска по далёкому прошлому одолела озлобленную душу. С явной грустью, что мешалась с решимостью, я потянулся за позолоченной шкатулкой и извлек оттуда пачку конфет.
Я прошёл через выбитую дверь, перекусил дорогим угощением, оставил обёртку на пустой пепельнице и увидел, как высокие окна заливали столовую теплым сиянием. Ветерок шевелил тяжелые бархатные шторы и доносил из сада сладкий аромат сирени. После небольшой передышки я оставил упаковку в гостевой, отмыл руки от крови и посмотрел на часы.
«Семь тридцать утра. Пора завтракать».
Я зашёл на кухню, сел за массивный дубовый стол и придирчиво оглядел серебряные приборы. Кухарка Фреда уже прибыла в особняк и приготовилась подавать блюда. Помощницы по кухне прибыли позже. Девочки опоздали на две минуты, и замерли в трепетном ожидании.
Я не отреагировал на столь незначительное опоздание и вместо ругани разломил пышную булочку с румяной корочкой. Зазвенел колокольчик — и на стол выплыла первая перламутровая каша с янтарным бульоном.
Приближалось время для поездки в бюро на очередное совещание. В тот ранний утренний час, когда солнце только-только позолотило кроны деревьев, а передо мной лежали молочные реки и кисельные берега, мир будто становился чуточку лучше.
На выходе я приказал Фреде распорядиться насчёт починки дверей, а после сел в машину и покатил по хрустящей гравийной дорожке. Я выехал из поместья и легонько откинулся на мягкие подушки. Пришлось включить радиоприёмник, что лежал на соседнем сидении. В дороге, я задумчиво смотрел вперёд и незаметно покачивался в такт звучания скрипки.
Май благоухал по-весеннему пряно: смолистой хвоей, первой зеленью, далекими огнями горящих костров из тел террористов… На обочинах раскрывали лепестки одуванчики, а утренний туман постепенно поглотил всю столицу.
В воротах бюро караульные свистом остановили машину для проверки документов. Я вскинул руку и показал бумаги, а после миновал арку и прошел по залам с инкрустированными полами и живописью на стенах. В бюро меня уже ждал с обветренным лицом и со странной улыбкой Начальник генштаба Триммель.
— Приветствую, генерал, — сказал он и как обычно строго пожал руку. — У вас небольшие проблемы.
— Приветствую, Хайвсмаршал. Что случилось? Не слышал ни о каких проблемах! — соврал я и нагло улыбнулся в ответ.
— Вас требует к себе королева Ликтиды. Вы что-то натворили? Лучше сразу признайтесь. Может, тогда я смогу хоть чем-то помочь. Весь штаб знает, в каких вы отношениях с Ауранцией, и…
— Прошу простить, гер Триммель, но я не понимаю, о чем вы говорите.
Очередная ложь. О, великое искусство вранья! Столь изощренное, многогранное, карающее за использование ремесло. Сколько поколений мастеров вышло из-под твоих адептов…
Для одних ложь становилась единственным способом выжить — как рыбы, ловко лавируя в мутном потоке, они пытались обмануть саму жизнь. Другие делали враньё оружием, смертоносным и тайным, как тихий выдох яда. Но для меня ложь всегда была очередным инструментом очередного поля боя.
— Тогда вот, держите, — он протянул конверт. — Люди Ласина Кардо передали это ещё ранним утром. По ощущениям… там фотография.
Сердце сжалось, когда я услышал, что может быть внутри.
— Благодарю, гер Триммель. Разрешите идти?
— Разрешаю.
Я, один из трёх лучших генералов страны, был в глазах Триммеля шестеренкой в механизме, хотя и наделенной полномочиями. Винтиком, который при необходимости можно было не без усилий, но заменить.
Триммель Цу Гардис. Хайвсмаршал армии Гегемонии.