- Едва ли я мог употребить подобные выражения.
- А какие же вы употребили?
- Я сказал ей, что она имеет несчастье быть моей женой и поэтому не может вечно оставаться соломенной вдовою.
- Тоже не слишком изящный оборот, правда?
- Допускаю.
- Итак, вы стремились воспользоваться любым предлогом и любым ее знакомством, чтобы освободиться от нее?
- Нет, я стремился вернуть ее.
- Невзирая на ваши подозрения?
- В Лондоне у меня еще не было подозрений.
- Остается предположить, что вы дурно обращались с ней и намеревались освободиться от брачного союза, унижавшего вашу гордость.
Неторопливый низкий голос вставил:
- Протестую, милорд.
- Милорд, поскольку истец признал...
- Согласен, мистер Инстон, но кто из мужей не совершает поступков, за которые потом хочется извиниться?
- Как угодно вашей милости... Во всяком случае, вы распорядились установить наблюдение за вашей женой. Когда именно?
- Как только вернулся на Цейлон.
- Сразу же?
- Почти.
- Это не свидетельствует о горячем желании вернуть ее. Не правда ли?
- После того что мне рассказали на пароходе, мои намерения решительно изменились.
- Ах, на пароходе. А ведь выслушивать сплетни о своей жене не очень красиво. Вы не находите?
- Нахожу. Но она отказалась вернуться, и я должен был внести ясность в положение вещей.
- Всего спустя два месяца после ее ухода от вас!
- Прошло уже больше двух месяцев.
- Но меньше трех. Мне кажется, вы просто вынудили ее покинуть вас, а затем использовали первую же возможность застраховать себя от ее возвращения.
- Неправда.
- Хорошо, допускаю. Скажите, вы обратились в сыскное агентство до отъезда из Англии на Цейлон?
- Нет.
- Вы можете подтвердить это под присягой?
- Да.
- Как же вы вошли с ним в контакт?
- Я поручил сделать это моим поверенным.
- О, так, значит, до отъезда вы беседовали с вашими поверенными?
- Да.
- Невзирая на то, что у вас еще не было подозрений?
- Когда человек уезжает так далеко, он должен побеседовать со своими поверенными. Это естественно.
- Вы беседовали с ними о вашей жене?
- И о ней и о других делах.
- Что же вы сказали им о вашей жене?
Динни опять подняла глаза. Ей было все омерзительнее видеть, как травят человека, пусть даже ее противника.
- По-моему, я сказал только, что она остается здесь у своих родителей.
- И это все?
- Возможно, я прибавил, что наши отношения усложнились.
- И это все?
- Помнится, я сказал еще: "Пока что не представляю себе, чем все это кончится".
- Готовы ли вы подтвердить под присягой, что не сказали: "Я, может быть, поручу вам установить за ней наблюдение".
- Готов.
- Готовы ли вы присягнуть, что не сказали вашим поверенным ничего, наводящего их на мысль о желательности для вас развода?
- Не могу отвечать за мысли, на которые навели их мои слова.
- Попрошу не отклоняться в сторону, сэр. Упомянули вы о разводе или нет?
- Не помню.
- Не помните? Сложилось или не сложилось у них мнение, что вы намерены начать дело?
- Не знаю. Я сказал им только, что наши отношения усложнились.
- Мы это уже слышали, и это не ответ на мой вопрос.
Динни увидела, как судья высунул голову.
- Мистер Инстон, истец показал, что не знает, какое мнение сложилось у его поверенных. Что еще вы хотите услышать?
- Милорд, существо порученного мне дела, - я рад возможности кратко резюмировать его, - сводится к тому, что, как только истец так или иначе вынудил свою жену покинуть его, он решил развестись с ней и был готов схватиться за любой предлог, могущий послужить основанием для развода.
- Что ж, вам предоставлено право вызвать его поверенного.
- Ваша милость!..
Этот краткий возглас прозвучал так, словно адвокат собрался пожать плечами, но передумал и переложил этот жест на слова.
- Хорошо, продолжайте.
Динни со вздохом облегчения уловила заключительные нотки в голосе Инстона "не-заткнешь-за пояс".
- Итак, хотя вы начали дело, основываясь только на сплетнях, и осложнили его, потребовав возмещения ущерба от человека, с которым не сказали и двух слов, вы пытаетесь внушить присяжным, что вы терпимый и благоразумный супруг, чье единственное желание - вернуть жену обратно?
Динни в последний раз подняла глаза на лицо Корвена, скрытое под еще более непроницаемой, чем обычно, маской.
- Я вовсе не намерен что-либо внушать присяжным.
- Очень хорошо!
За спиной девушки зашуршал шелк мантии.
- Милорд, - произнес неторопливый звучный голос, - поскольку мой коллега придает этому такое значение, я вызову поверенного истца.
"Очень молодой" Роджер, перегнувшись к Динни, шепнул:
- Дорнфорд приглашает вас всех позавтракать с ним...
Девушка почти ничего не ела: она испытывала нечто вроде тошноты. Такого ощущения не вызывало у нее ни дело Хьюберта, ни расследование смерти Ферза, хотя и то и другое стоили ей гораздо больших страхов и волнений. Она впервые столкнулась с той безмерной злобой, которая сопровождает тяжбу между частными лицами. Упорное стремление уличить противника в низости, злонамеренности, лживости, проявлявшееся в каждой реплике перекрестного допроса, тяжело сказывалось на ее нервах.
Когда они возвращались в суд, Дорнфорд заметил:
- Я знаю, каково вам сейчас. Но не забудьте, что процесс - своего рода игра: обе стороны подчиняются одинаковым правилам, а судья присматривает, чтобы они их не нарушали. Я много раз прикидывал, нельзя ли устроить все это по-другому, но так ничего и не придумал.
- Посидев на таком процессе, перестаешь верить, что в мире есть что-нибудь до конца чистое.
- А я вообще в этом сомневаюсь.
- Здесь даже Чеширский кот разучится улыбаться, - отозвалась Динни.
- Здесь не улыбаются, Динни. Эти слова следовало бы высечь над входом в суд.
То ли благодаря этому краткому разговору, то ли потому, что она уже притерпелась, Динни легче перенесла дневное заседание, целиком ушедшее на простой и перекрестный допрос стюардессы и агентов частного сыска. К четырем часам допрос истца и свидетелей обвинения закончился, и "очень молодой" Роджер подмигнул Динни с таким видом, словно хотел сказать: "Сейчас суд удалится и я позволю себе взять понюшку".
XXX
Возвращаясь в такси на Саут-сквер, Клер долго молчала и, лишь когда машина поравнялась с Большим Бэном, вдруг заговорила:
- Подумать только, Динни! Он заглянул в автомобиль, когда мы спали! А может быть, он просто приврал?
- Будь это так, его показания были бы еще убедительнее.
- Разумеется, я положила голову на плечо Тони. Как же иначе? Пусть попробуют сами поспать в двухместной машине.
- Удивляюсь, как он не разбудил вас своим фонарем.
- Вероятно, все-таки будил. Я припоминаю, что несколько раз просыпалась как от толчка. Нет, глупей всего я вела себя в тот вечер, после кино и обеда, когда пригласила Тони зайти ко мне и чего-нибудь выпить. Мы были до того наивны, что даже не подумали о возможной слежке. В зале было много публики?
- Да. Завтра будет еще больше.
- Ты видела Тони?
- Мельком.
- Напрасно я тебя не послушалась. Надо было предоставить события их течению. Эх, если бы я любила его!..
Динни промолчала.
В гостиной Флер они застали тетю Эм. Она подплыла к Клер и уже открыла рот, но спохватилась, пристально взглянула на племянницу и ни с того ни с сего объявила:
- Все едино! Ненавижу это выражение! От ко'о оно у меня? Динни, расскажи мне про судью. Он длинноносый?
- Нет. Но сидит он очень низко и все время высовывает голову вперед.
- Зачем?
- Я его не спрашивала, тетя.
Леди Монт повернулась к Флер:
- Можно подать Клер обед в постель? Ступай, доро'ая, прими хорошую ванну, ложись и не вставай до утра. Перед таким судьей нужно выглядеть свежей. Флер тебя проводит, а я по'оворю с Динни.
Когда они ушли, леди Монт подошла к камину, где горели дрова: