Геббельс поинтересовался, на каком самолете летает Карл, сколько сделал вылетов и каких боевых успехов добился.
— Фатерлянд надеется, что фон Риттен-младший будет достойным продолжателем славного рода немецких воинов, — сказал ему малорослый министр и отошел, припадая на одну ногу. Рука у Геббельса была маленькая, цепкая и горячая, словно у старой обезьянки, привезенной отцом из Африки.
«Неужели все то, что рассказывают о его любовных похождениях, правда? — подумал Риттен. — Хотя вполне возможно — актрисы, дикторши, писательницы и поэтессы находятся в руках этого сатира».
Сказав короткую поздравительную речь, Гитлер вместе с Геббельсом покинул кабинет. Геринг задержался на несколько минут.
— Приглашаю всех награжденных через час в Дом летчиков. Там состоится пресс-конференция, показ нового фильма о разгроме Польши и банкет в вашу честь. Возможно, — Геринг улыбнулся, — кое-кто в этом фильме увидит и себя.
Ход пресс-конференции снимался кинооператорами. Карл вначале чувствовал себя стесненно, но затем стройная девушка, лицо которой показалось ему знакомым, увлекла его разговором. Он довольно непринужденно рассказал ей и звукооператорам об ударе по Таруни, о воздушных боях, в которых сбил два истребителя и бомбардировщик, о штурмовых ударах по польским войскам и железнодорожным эшелонам.
— Почему мне знакомо ваше лицо? — спросил Карл у девушки.
Она рассмеялась:
— Попытайтесь вспомнить.
Имя девушки — Лотта — ничего ему не говорило.
После пресс-конференции летчиков пригласили в зрятельный зал. Карл сел рядом с Лоттой. — Мечтаю оказаться вашим соседом и на банкете, — шепнул он ей.
— Я, герр обер-лейтенант, не возражала бы против такого соседства. Но, — Лотта театрально вздохнула, — твердо обещать не могу. Я на работе.
Свет стал плавно меркнуть, и, как только погас совсем, на экране появились титры — «Боевое крещение». Зазвучала торжественная музыка, переходящая в победный марш, перекрываемый мужественным басом диктора, и на экране появились кадры.
Из трюмов пароходов торгового флота, стоящих на рейде Данцига, высаживаются скрывавшиеся там немецкие солдаты и бросаются на штурм фортов Вестерплятте. Их атаку поддерживают гидропланы и орудия учебного линкора «Шлезвиг-Гольштейн»…
Лязгая гусеницами, мчатся танки с черно-белыми крестами на башнях. Они врезаются в эскадроны польской кавалерии, идущие в атаку на бронированные машины с палашами наголо…
Грохочут тяжелые артиллерийские орудия, сметая жидкие укрепления польских частей, перешедших к обороне…
Бредут пленные. Много-много пленных… И главный гвоздь содержания фильма — действия германских ВВС.
Рвутся бомбы на стоянках польских аэродромов. Пылают огнем авиабазы в Кракове, Окенце, Мокотове, Кутно, Гродно, Гдыне…
Улыбающееся лицо Геринга, посетившего фронтовые аэродромы. Рейхсмаршал беседует с летчиками, вернувшимися из боевых вылетов.
И в заключение фильма — массированные удары «хейнкелей», «дорнье», «юнкерсов» по Варшаве. Как карточные домики, рушатся и рассыпаются многоэтажные дома. Польская столица охвачена огнем, дым застлал небо… Могилы прямо на улицах города. А вот и живые люди — жалкие, трясущиеся, еще не пришедшие в себя после перенесенного ужаса массированной бомбежки. Дети, женщины, пожилые мужчины…
Сочный бас диктора с восторгом комментирует результаты опроса жителей:
— …Моральный эффект воздействия массированных авиационных ударов сильнее эффекта артиллерийского обстрела.
Конец фильма летчики встретили дружными аплодисментами.
На банкете Геринг отсутствовал. Его замещал генерал-полковник Удет. С ним летчики чувствовали себя непринужденнее.
После двух тостов к Лотте, сидевшей рядом с Карлом, подошел человек в штатском и что-то шепнул на ухо.
— Извини, Карл, я должна ехать. Провожать не нужно, адрес и телефон мой возьми.
И Карл вспомнил: Мюнхен, 1934 год, танцы перед ратушей в годовщину «пивного путча», белокурую Мари, сидящую с ним в прокуренном зале Хофбройтсхауза…
— Подожди одну минуту…
— Жду, — остановилась Лотта.
— Но ведь тогда тебя звали не Лоттой?
— Вспомнил? Наконец-то! Но то было в Мюнхене. — Она подставила Карлу щеку для поцелуя. — Все, я побежала. Жду завтра у себя в двенадцать. Не потеряй адрес.
Лотта улыбнулась и ушла, навеяв легкую, беспричинную грусть.
После нескольких тостов официальность исчезла, а в соседнем зале заиграл оркестр. Распорядитель объявил о начале танцев.