— Я не понимаю по-немецки, — ответила девушка, стараясь отойти от назойливых кавалеров.
— Ну-ка, пошли с нами, — Фрелих сжал ее руку выше локтя.
— Пустите меня! — крикнула девушка, пытаясь вырваться из цепких рук.
— У, дрянь! — выругался Руди, хватаясь за кобуру пистолета.
Под угрозой оружия летчики затащили рыдавшую девушку в развалины. Они не видели, как наблюдавший издали за этой сценой парень ловко перемахнул через забор и, перебежав через улицу, скрылся за углом соседнего дома.
Первым на улице появился Руди Шмидт. Он присел на скамью и, выкурив сигарету, окликнул ведомого:
— Фрелих! Ты что там, провалился?
Тишина в развалинах насторожила Руди. Загнав в ствол вальтера патрон, он прошел через обгоревший коридор и заглянул в комнату, где оставил своего напарника с русской. Фрелих лежал на диване с продавленными пружинами. У дивана на полу расплылось большое пятно крови. Здесь же валялся обрезок водопроводной трубы с налипшими на ней светлыми волосами. Сокрушительный удар по голове, проломивший череп, явно был нанесен мужской рукой. Расстегнутая кобура пистолета Фрелиха была пуста. Руди стало страшно. В любой момент здесь могли пристрелить и его. Он выскочил из руин и кинулся в ближайшую комендатуру.
Эта небоевая потеря увеличила до шести счет летчиков, погибших в авиагруппе Келленберга за две недели Восточной кампании. По официальным, явно заниженным данным, которые объявил по радио военный обозреватель генерал Дитерихс, потери люфтваффе за это время составили восемьсот семь самолетов, т. е. больше месячного выпуска продукции германской авиапромышленности.
А блицкриг только начался. «Чем стремительнее наступление, тем меньше жертв», — говорил король-солдат Фриц, названный Великим. Но они и при стремительном наступлении ухитрялись нести чувствительные потери.
Вскоре за ужином Келленберг рассказал летчикам о том, что по радио выступил Сталин и призвал население к партизанской войне.
— Попрошу, господа, усилить охрану личного состава и самолетов. Мы стали слишком беспечны и неосторожны. Даже случай с беднягой Фрелихом нас ничему не научил.
В справедливости слов Келленберга Карл убедился на другой же день. Он проснулся в половине пятого. Вылет был в шесть утра, но за стеной школьного класса, где отдыхали летчики, было тихо. «Почему нас никто не разбудил?» Карл вышел в коридор. На табурете спал дневальный. Голова его свесилась на грудь, по лицу ползали мухи. Керосиновая лампа, стоящая на тумбочке, сильно коптила. Карл подошел к нему. Дневальный даже не пошевелился. Тихо взяв с его колен заряженный автомат, фон Риттен выпустил в потолок длинную очередь.
Солдат от неожиданности свалился с табурета. Из классов в коридор повыскакивали раздетые летчики с пистолетами в руках.
— Подойдите сюда! — хмуро пригласил фон Риттен.
Когда все подошли, он взорвался:
— Если бы я был русским, то передушил бы вас всех, как душит кур хорек, забравшийся в курятник! Чей это солдат?
— Мой оружейник, — нехотя признался Хенске. — Во время несения службы по охране летного состава он спит так крепко, что не слышит, как у него на губах размножаются мухи.
Кто-то из летчиков, стоящих сзади, фыркнул.
— Господа, это не смешно! На первый раз за сон на дежурстве объявляю десять суток строгого ареста. Прошу предупредить ваших подчиненных, что впредь за подобные преступления буду отдавать под суд. Мне стыдно за ваших солдат, лейтенант Хенске!
Все стояли молча, потупясь в землю.
— Одевайтесь. Через десять минут отъезжаем на аэродром, — сказал Карл остывая: нервы нужно было поберечь для боевого задания.
Глава шестая
Шел второй месяц войны. Темпы наступления немецкой армии оказались значительно ниже тех, которые рассчитал штаб оперативного руководства ОКБ (верховного командования вермахта). Если части 4-й полевой армии, прикрываемые эскадрой «Хорст Вессель», за первые семнадцать дней войны прошли от Бреста до Орши 350 километров, то в последующие семнадцать дней они смогли продвинуться только от Орши до Смоленска, что было чуть больше 100 километров.
Во время Смоленского сражения Карл фон Риттен впервые встретился в воздухе с новыми советскими истребителями Як-1, которые не уступали «мессершмиттам» ни в скорости, ни в маневренности. Встреча эта была скоротечна. Не добившись успеха после первой атаки, Карл со своим ведомым нырнул в облака…
Там же, под Смоленском, советские войска впервые применили новое страшное оружие — реактивные минометы, которые кто-то окрестил «катюшами», вероятно в честь песни — мелодия ее была популярна по обе стороны фронта. Губные немецкие гармошки наигрывали ее не реже, чем русские трехрядки и баяны.