Теперь отряду «Гончих псов» чаще всего приходилось летать на прикрытие пикировщиков Ю-87, наносивших удар по переднему краю советской обороны. Иногда они заходили и в русский тыл — попугать женщин, рывших окопы. Тогда вместе с бомбами на них сыпались и листовки.
Однажды по ошибке листовки забросили к ним. Карл взял одну, отпечатанную на газетной бумаге, разыскал переводчика и попросил перевести текст.
Карл разорвал листовку и швырнул обрывки в кусты. По-видимому, эти «стихи» сочинял какой-то выживший из ума белогвардеец-графоман, которого пригрели в министерстве Йозефа Геббельса.
Вскоре воздушные бои прекратились. За два последних дня они не встретили в воздухе ни одного советского истребителя. Вероятно, они были переброшены с их участка фронта для отражения массированных налетов бомбардировщиков на Москву, начавшихся в ночь на 22 июля.
Несмотря на это, командование, напуганное потерей «штук» от советских истребителей, продолжало посылать их на задание только под прикрытием «мессершмиттов».
Над аэродромом повис августовский зной.
— Сейчас бы лежать где-нибудь на берегу реки, — сказал Эрвин, выбрасывая огрызок яблока, — а не лезть в кабину, раскалившуюся как сковородка, на которой в аду жарят грешников.
Карлу тоже не хотелось выходить на солнцепек из-под крон яблонь, увешанных зрелыми плодами. Но он не показывал этого:
— Ничего не сделаешь, мой друг, на то мы и солдаты, — и, крикнув летчикам: «По самолетам!», первым вскочил на горячую плоскость «мессершмитта». Запуская мотор, оглянулся на ведомого и изумился: «Неужели Бюттнер решился на такое кощунство?» Ему показалось, что ведомый залез в кабину в одних трусах. Проверить это Карл не мог из-за дефицита времени. Подумал: «Прилетим, и если это так — задам взбучку».
Вырулив на взлетную, Карл подождал, пока подрулят остальные самолеты группы. «Мессершмитты» медленно ползли по скошенной траве, словно гигантские кузнечики или саранча.
— Взлет!
Звенья стартовали в ясное небо и, построившись в двухъярусный строй «небесная постель», направились к аэродрому «юнкерсов».
Заметив подошедших истребителей сопровождения, пикировщики начали взлетать тройками. Собрались в журавлиный клин и потянулись к линии фронта. Подойдя поближе к ведущему группы, Карл покачал крыльями. Пилот, приоткрыв форточку, приветливо помахал рукой. Вот уже который раз они встречаются так в воздухе, а на земле еще не виделись ни разу. Пожалуй, с этих парней, что летают на «штуках», уже давно причиталась за прикрытие хорошая выпивка.
Вот и линия фронта, обозначенная грязно-желтыми облачками взрывов, стелющихся над изрытой окопами землей. «Сейчас будут заходить на цель», — подумал Карл, но «юнкерсы» прошли дальше. Минут через десять ведущий Ю-87, словно коршун, распушив перья щитков-закрылков и тормозных решеток, опрокинулся в отвесное пике. Массивные обтекатели неубирающихся шасси придавали самолету вид птицы, державшей в каждой лапе по огромному яйцу. Снайпер-пикировщик положил бомбы точно в железнодорожный мост. Остальные сбросили по запасной цели — на женщин в пестрых платьях, которые рыли окопы.
Если в первый год войны немецкие летчики проявляли некоторую сдержанность в отношении мирного населения, то после налетов на Роттердам и Англию они начали бомбить все подряд: и города с кафедральными соборами, и толпы беженцев, заполняющих прифронтовые дороги. В России же они зверствовали без ограничений. Сам фюрер наставлял их на это: «Гигантское пространство должно быть как можно скорее замирено. Лучше всего это можно сделать путем расстрела каждого, кто бросит хотя бы косой взгляд на немца».
Карл успел выпрыгнуть из кабины, когда его ведомый прожигал свечи перед выключением двигателя.
— Кругом, марш! — отправил он механика, спешившего к самолету с командирским комбинезоном в руках.
Появление фон Риттена у самолета было неприятным сюрпризом для Бюттнера. Пригнувшись в кабине, он делая вид, что устанавливает барометрическое давление на шкале высотомера.
— Не стесняйтесь, фельдфебель, можно выходить. Полет закончен, — пригласил его Карл.
Сконфуженный Бюттнер открыл фонарь. Действительно, на летчике не было ничего, кроме трусов и парашюта. На шее его и груди остались потеки пота.