По сторонам автострады мелькали городки с черепичными крышами, над которыми возвышались башенки и шпили. На смену хорошо ухоженным лесам из-за пригорков выбегали фольварки, окруженные фруктовыми садами. Во всем чувствовался порядок и достаток. Хотя многие из хозяев сейчас мерзли в заснеженных окопах Восточного фронта, на усадьбах шла работа. Это трудились «унтерменши» — славянские рабы, привезенные из Белоруссии и Украины. Хмурые, насыщенные влагой тучи тяжело ползли по низкому небу. Ветер гнал рябь по поверхности водоемов и тоскливо гудел в проводах придорожных столбов.
От Потсдама до Магдебурга он промчался за полтора часа и свернул с автострады на шоссе, идущее в сторону Ошерслебена.
Карл проезжал через чистенькие, похожие друг на друга городишки, которых не коснулось дыхание войны. Глаза его, уставшие на Востоке от зрелищ разрушенных городов и испепеленных деревень, с удовольствием замечали и цветущую герань на подоконниках домов, и прилично одетых прохожих, и дымящие трубы действующих заводов и фабрик. Но когда Карл присмотрелся внимательнее, понял, что от войны не спрячешься и в глубоком тылу. О ней напоминали вышагивающие на костылях инвалиды в военной форме, множество одиноких женщин и часто встречающиеся указатели с крупной надписью «Бомбоубежище».
К Вернигероде подъезжал под вечер. Моросил дождь. Небо, не очистившееся от туч, продолжало оставаться таким же хмурым и тяжеловесным, как замок, возвышающийся над городом. Это было пристанище духа Черного Монаха и другой нечисти, о которых ходили старинные легенды, привлекавшие сюда туристов со всей Германии.
«Вот в такую погоду легко поверить бредням здешних бюргеров», — думал Карл, въезжая на вернигеродскую рыночную площадь, знаменитую тем, что на ней в средневековье кончили жизнь в диких воплях и богохульстве тридцать две колдуньи, заподозренные в общении с дьяволом.
За городом начались горы, поросшие вековыми платанами и елями. По ущельям мчались наполненные дождевой водой бурные потоки, в которые превратились звонкие ручейки, текущие здесь в другое время года. И хотя за сеткой дождя была скрыта гора Брокен, воспетая в сожженных книгах Генриха Гейне, — это был уже Гарц, единственный и неповторимый. Свернув на мощенную булыжником дорогу, Карл въехал в широкое ущелье. Здесь перед ним проступили контуры рыцарского замка, возвышавшегося на гребне невысокой горы. Здесь жили его предки. В этом замке родился он и его сестра Ева-Мария.
Проезжая по мосту, переброшенному через полузасыпанный ров, Карл трижды нажал клаксон, предупреждая о своем приезде. Звуковые сигналы, отразившись многократным эхом, пошли гулять по ущелью. Давно уже здесь не трубили охотничьи роги соседей-рыцарей, приехавших порезвиться на знаменитой соколиной охоте в поместье фон Риттенов.
— Карл, мальчик мой, ты стал настоящим мужчиной, — сказала баронесса Магда, обнимая сына. — Пойдем скорее в дом. Я жду тебя с обеда.
На щеке Карл почувствовал влагу, но не понял, что это было: дождевые капли или слезы радости.
Баронесса усадила сына в кресло у камина, а сама села напротив.
— А где мой племянник? — поинтересовался Карл.
— Он уже спит, — ответила мать и нажала кнопку звонка: — Гелен, приготовьте ужин господину барону, — отдала распоряжение своей камеристке. — Ну, рассказывай, мой мальчик. Мне интересно все, что связано с твоей жизнью…
Баронесса жила на втором этаже бывшего дома пастора, уступив первый этаж прислуге и работникам фермы. Там же была и детская комната фон Эккарта-младшего.
Холодный и мрачный замок был предоставлен летучим мышам. На чердаке замка поселилась семейка сычей, которые глухо ухали по ночам, нагоняя тоску на жителей усадьбы.
— Завтра же полезу на чердак и перестреляю их, — сказал Карл, наслушавшись звуков ночных птиц. — Стонут, как перед покойником. Как вы, мутти, терпите это соседство?
— Предпочитаю слушать крики сычей и филинов, но не сигналы воздушной тревоги. Здесь, в поместье, спокойно, а к сычам я привыкла. Они никому не сделали худого.
Глава девятая
Оказывается, не простое дело — отыскивать свою часть во время всеобщего драпа на запад. Экс-отпускники Карл фон Риттен и Эрвин Штиммерман, подобно слепым щенятам, долго тыкались носами в комендатуры и штабы летных частей, пока не отыскали свою эскадру в Могилеве.