‒ Ну и? ‒ произносит он, явно расстроенный тем, что дверь не достала меня. Только концы подарочной ленточки испуганно взвились от порыва воздуха.
‒ Вам посылка, ‒ протягиваю ему коробку и папку-планшет с прикреплённым к ней бланком. ‒ Распишитесь.
Майк пялится недоумённо, пытается выяснить от кого, но его вполне устраивают мои обтекаемые ответы. Он рисует размашистую подпись, небрежно берёт коробку и молча захлопывает дверь – ни «спасибо», ни «до свидания». Но мне и даром не нужна его вежливость! Торопливо скачу вниз по лестнице. Дело сделано.
Не важно, когда он откроет мою посылку – прямо сейчас или чуть позже. Это уже совсем не имеет значения. Главное, что правосудие возьмет свое – без рук у него вряд ли получится воровать.
Я давно наблюдал за ним. С тех пор, как узнал, чем он занимается. Чисто случайно глянул сквозь витрину, проходя мимо магазина. Изнутри я бы точно не заметил.
Майк умел занять удачную позицию и улучить момент – ещё ни разу никому не удалось его застукать. Но я – не все. Провидение осознанно ведет меня туда, где я нужен, где от меня требуется настоящая помощь.
Я молчу, не с свожу с него глаз. Вижу, как он суетливо засовывает за отворот куртки поблёскивающий глянцем новенький журнал, как исподлобья оглядывается по сторонам, удовлетворённо вскидывается, смотрит прямо перед собой и натыкается взглядом… на меня. Он не пугается, его лицо выражает угрозу. Он что-то произносит – скорее всего, беззвучно, но с чёткой артикуляцией, – но мне плевать на то, что я ни слова не слышу. Я прекрасно догадываюсь, что он желает до меня донести – чтобы я даже не думал обращаться к охране или в полицию, иначе…
И я, конечно, не стану жаловаться. Но и пугаться тоже не стану. Я не спеша соберу все улики и факты и передам дело в суд, а потом собственноручно приведу приговор в исполнение. Может быть, даже не сразу, а когда придет его время.
И вот, его время пришло.
Бейсболка с логотипом службы доставки отправляется в ближайший мусорный контейнер. Я натягиваю на голову глубокий капюшон и ухожу. Оглядываюсь на ходу, но, похоже, не вовремя, потому что налетаю на прохожего, вывернувшего из-за угла – пожилого афроамериканца, – и выбиваю из его рук бумажный пакет с покупками. Тот лопается, ударяясь об асфальт, продукты разлетаются в стороны.
− Извините, − бормочу и поспешно приседаю, пытаюсь собрать рассыпанное.
Прохожий не ругается, не грозится, лишь наклоняется, тихо крякнув. Поднимает наполовину опустевший пакет и сминает его угол в кулаке, пытаясь заделать прореху.
Смотрю на его руку. Кожа в плотной сети мелких морщин, сухая, тоже чем-то напоминающая бумагу, и, такое впечатление, что точно так же шелестит от каждого движения. Линии сосудов рельефно выступают, шевелятся, словно живые существа.
В это время раздаётся приглушённый хлопок, будто где-то далеко взрывается праздничная петарда. Вздрагиваю и замираю одновременно со стариком – так и стоим, прислушиваясь. Если он пытается разгадать, что это было, то мне мало интересна причина. Я твёрдо знаю: то была не петарда, и кому-то сейчас явно не до праздника.
Поднимаю с асфальта луковицу, кладу в подставленный мне пакет и ещё раз повторяю:
− Извините.
− Ничего страшного, − откликается афроамериканец, пытаясь заглянуть мне под капюшон.
Но я ещё сильнее наклоняю голову, даже немножко отворачиваюсь. Не люблю пристальных, въедливых взглядов. Не надо меня рассматривать. Я всего лишь тень. Я посланник, исполнитель и не претендую на великую значимость.
9
Эмберли
Вой сирены стеганул по ушам, сверлом дантиста вгрызся в сознание. Эмберли вскинула голову.
Опять она так сильно задумалась на ходу, что забралась чёрт знает куда ‒ в район обшарпанных многоквартирных домов для малоимущих, престарелых и прочих, пользующихся жилищными субсидиями. И что ей здесь могло понадобиться?
Если честно, Эмберли даже не смогла толком вспомнить, зачем вообще вышла из дома и куда собиралась идти. Наверное, решила добежать до магазина, потому что в холодильнике опять мышь повесилась. Мамаша с дружком ещё с вечера выгребли всё подчистую, и утром ей пришлось довольствоваться единственным куском хлеба для тостов и остатками арахисовой пасты, размазанной по стенкам банки.
Мимо промчалась неотложка, оглушив очередным тревожным воплем, который резко оборвался, стоило машине исчезнуть за углом, и ноги сами понесли Эмберли следом. Что там происходит?
Возле одного из подъездов уже стояла полицейская машина, и около неё два карабинера непринужденно трепались о чём-то. Эмберли двинулась вперед, поближе, чтобы лучше расслышать слова.