Смит еще некоторое время просидел за столом, держа в руке смолкшую трубку телефона. Потом, чувствуя себя совсем старым и разбитым, он подошел к запертому шкафу и достал из него «Барсгод» – пистолет голландского производства, стреляющий разрывными пулями. Ближайшим пятнадцати часам предстояло стать самым печальным периодом в его жизни, но кто сказал, что работа по спасению мира – это сборник анекдотов?
Охранник у ворот Фолкрофта спросил:
– Домой наконец, доктор Смит?
И Смит чуть было не ответил. «Нет. Спасать мир», но промолчал.
Как всегда бывало в его жизни, только мертвые тела расскажут, где он был и что он делал.
– Наконец-то, – сказала Памела Трашвелл, когда Римо открыл дверь ванной и выпустил ее. – Кто это был? Президент?
– Ошиблись номером, – пробурчал Римо. – Когда я закончу свою работу с телефонными хулиганами, меня переведут на ошибки в соединении.
– Ошиблись номером, а ты с ними проболтал десять минут?
– Ладно, ладно. Это была моя тетя Милли. Она любит поговорить.
– Вот как? – насмешливо сказала Памела. – Ну и о чем вы говорили?
– Она сказала, что в Батлере, штат Пенсильвания, хорошая погода.
– И ей на это понадобилось десять минут?
– Да, – ответил Римо. – Для Батлера это очень значительное событие. Есть о чем поговорить.
– Я не верю, что это была твоя тетя Тилли, – заявила Памела и накрутила на палец прядь черных, как смоль, волос Римо.
– Милли, – поправил он.
– Ну, тетя Милли. – Памела потерлась носом о его шею. – Спорим, я заставлю тебя сказать, с кем ты на самом деле разговаривал? – промурлыкала она.
– У тебя нет ни малейшего шанса, – ответил Римо. – Я неподкупен.
– Посмотрим, – заявила Памела.
Она уложила его на кровать и занялась молнией его брюк.
Римо позволил ей раздеть его, а когда ее руки принялись гладить его тело, он сказал:
– Совратительница! Тебе же будет хуже.
Давным-давно, на самом раннем этапе обучения, Чиун разъяснил Римо, что есть тридцать семь стадий, тридцать семь шагов, как дать женщине наслаждение. Начинается с внутренней стороны левого запястья, а кончается тем, что женщина визжит в экстазе, хотя редкая женщина не завизжит в экстазе уже на седьмой или восьмой стадии. Это было воплощение мужской мечты, но вместе с тем для Римо это превратило секс в скучное, утомительное, чисто механическое действие, и он теперь редко об этом думал.
– Тебе нравится повиноваться женщине? – спросила Памела, оседав его верхом.
– Это для меня – как острый шип в глазу, – отозвался Римо.
Она еще поиграла его телом, лаская его пальцами и языком, потом прервала свое занятие.
– Ну как, ты еще не готов мне все рассказать?
– Не скажу, если ты перестанешь меня ласкать, – ответил Римо.
– А я перестану, если ты мне не скажешь, – пригрозила она.
– Не надо переставать, – попросил Римо.
– Перестану. Клянусь тебе, перестану.
– Ой ли? – воскликнул Римо.
Он развернулся и прикоснулся к внутренней стороне ее запястья. Он уже забыл, в каком порядке идут эти стадии, но, начав с запястья, перешел к локтю, оттуда – к точке на правом бедре, затем – к нервному узлу у основания позвоночного столба.
С каждой последующей стадией она стонала все громче и громче. Груди ее вздымались, она вся дергалась и билась в конвульсиях. Римо удовлетворил ее желание, держа ее за руки, а тело ее сотрясалось в лихорадочном припадке.
Кончив, она без сил повалилась на кровать и лежала там – изможденная, вся покрытая потом. Римо прикоснулся к нервному центру у нее на горле, слегка поиграл им, и она закрыла глаза и уснула.
Он нежно дотронулся до ее лица.
– Может быть, мы еще увидимся, – негромко сказал он, выходя из комнаты.
Но каким-то образом – не зная, как и почему, – он чувствовал, что вряд ли.
Он уже был на пути в Эрнандес, когда вдруг понял, и столь потрясающим было это открытие, что ему пришлось съехать на обочину и немного поразмыслить.
Смит лгал, когда говорил о том, что Чиун будет ждать Римо. Римо не сомневался в этом, но не смог сразу сообразить, что к чему. Теперь он понял.
Ему, Римо, суждено умереть.
Это было одним из условий контракта, заключенного между Чиуном и Смитом. Римо знал это. Золото непрерывно поступало в деревню Синанджу, но к этому золоту было привязано одно дополнительное условие: Чиуну придется убить Римо, когда Смит отдаст приказ.
Но почему? Он не сделал ничего такого, что могло бы подвергнуть опасности его организацию или всю страну. Почему? Ответа у него не было, но где-то в самых глубинах сознания он знал, что Смит отдал этот приказ и где-то еще глубже он знал, что Чиун этому приказу повинуется.