Стоило мне остаться один на один со своей головной болью, как злоба, преодолевая всякий здравый смысл, ринулась наружу. Хотелось кричать, крушить всё вокруг, морально и физически изводить себя. Но ещё больше хотелось, чтобы рядом была она и видела мою пытку, наблюдала за тем, как я медленно насилую свой рассудок. Лена, Лена, Лена… Это некогда любимое имя пульсировало где-то в моей зачумленной голове, а откликом на него была острая боль в руке. Вот во что я превратился, вот до чего был низведён одной лишь случайной фразой Эдди. Остатки любви, если они и были, моментально испарились и держаться за них было равносильно попыткам ухватить дым.
Тогда вечером я встретил закат сидя в той же позе, в которой меня оставил Эдди. Стена нагрелась от моего тяжёлого взгляда. В груди, казалось, зияла дыра.
Я её ненавидел. Всей душой. Каждая моя клетка, уничтожив всякие теплые воспоминания о наших беседах, дрожала, стоило мне подумать о ней. А думал я о ней всё время, все эти два грёбаных месяца! Но если раньше меня охватывало приятное волнение при одном лишь упоминание её имени, то теперь к горлу подступала тошнота. Я чувствовал себя опустошенным, почему-то преданным и разбитым. Уверен, если бог всё-таки существует, то он ненавидел меня за все те грязные мысли, что копошились в моей голове.
И снова знакомый вопрос: почему? Как всё могло так закончиться? Моя ли это вина? Моя ли это ошибка? Если так, то эти слезы и эта кровь – заслуженная расплата за мою наглость. Но если моей вины не было, то… почему? Почему, стараясь делать для человека столько хорошего изо дня в день, лежащим в слезах оказываешься ты? Разве ей плохо? О нет, она-то вполне хорошо проводит время с этим придурком, не помню даже, как его там зовут. Не сомневался я лишь в том, что ему на неё наплевать. Не наплевать было мне. И пока она радуется жизни, я сижу, как дурак, лью слезы, позволяя боли сжирать себя изнутри. Равноценный обмен, думал я, сидя за столом в своей комнате. Мне – слезы и кровь. Ей – новый парнишка, удовлетворяющий любые прихоти. Я сам себя довёл? Ну да, можно всё оправдать и так, но легче мне от этого тогда не стало. Потому что когда ты зол, тебе нужна лишь жертва. Ты не разбираешься в причинах, тебе, собственно, наплевать на то, почему всё так случилось. Тебе главное найти козла отпущения, человека, на котором можно отыграться, обвинить во всём и избить как следует, мысленно расчленить. И только Лена для этого подходила. Хотя, стоило мне тогда подумать о ней, как внутри тут же смешивались как горькие, так и сладкие воспоминания, из-за чего сердце давало сбой, не зная, как именно откликаться: любить или ненавидеть? Ненависть в итоге побеждала, но прежде внутри меня происходила настоящая бойня прошлого и настоящего: счастливые воспоминания о временах отчаянной влюбленности старались одолеть факты и заставить меня успокоиться. Но я не мог. Я весь был составлен из шрамов.
Но что я мог сделать ей плохого? Как моя ненависть могла превратиться в грозное оружие? Господи, раньше я сидел с такими же мыслями и думал, как я могу порадовать её, а теперь лишь мечтал причинить ей как можно больше боли.
Ответ пришёл почти сразу же. Ранить сильнее всего может только слово. А разве слова не моя стихия? Неужели я не смогу подобрать такие слова, чтобы заставить её плакать? Или даже сделать с собой что-нибудь… Она ведь такая ранимая, такая чувствительная, я очень легко смогу довести её до слёз. Нужно было лишь от чистого сердца высказать ей всё, что я думаю о ней, вложить в свои жестокие слова всю ту ярость, которая только копошилась под бледной кожей. А перед этим признаться, рассказать наконец, что именно я чувствовал всё это время. Заставить её понять, что она обрела худшего врага в лице единственного человека, который любил её больше жизни. Вот что я решил сделать.
Дрожа от предвкушения, я закатал рукава, будто собирался выпачкаться в грязи, придвинул к себе тетрадь и принялся сочинять отравленное письмо – своё самое большое и самое жестокое послание за всю жизнь. Мои глаза горели, рука болела, сердце не билось, а слова лились буйным потоком прямо на бумагу, превращаясь в жуткий текст, излучающий всю ту ярость и обиду, что сидели в глубине меня в тот момент.
Я провозился с письмом до глубокой ночи, а уснул прямо за столом от изнеможения. Проснувшись, я продолжил писать, окончательно забыв жить. У меня была только одна цель, и я шёл к ней. Я изливал свои чувства на бумагу на занятиях, дома, ночью и днём, не зная усталости. Стоило мне лишь подумать о ней, как нужные слова приходили сами собой. Когда я видел её, то трясся всем телом, но умудрялся всё равно равнодушно проходить мимо. А сам ждал и не мог дождаться того дня, когда я наконец отправлю ей своё письмо, обнажив тот кошмар, тот ад, что пылал в моём сердце.