Совсем недавно он вдруг узнал, какая она сильная. Может ли он требовать от неё ещё большей силы, заставляя делить с ним неопределённость и неизвестность? Или милосерднее исчезнуть, чтобы когда-то она могла связать жизнь с другим? С тем, кто сделает её счастливой?
Рано утром через Затонск проходит московский поезд. Анна будет еще спать в своей постели. Его могут искать на западной границе Империи, и потому он поедет на восток. Купит билет в общий вагон. Худой и небритый он сойдёт за мастерового. Картуз, сапоги и армяк изменят его до неузнаваемости. Он затеряется среди людского гомона в зелёном вагоне, быть может, найдёт место, чтобы лечь, и забудется глухим сном без сновидений. Версты будут бежать за окном, отдаляя его от своего сердца, навсегда оставшегося в Затонске. Дальше жизнь не имела ни звука, ни вкуса, ни красок. Почему-то ему казалось, что с этого поезда он уже не сойдёт.
И, может быть, духи расскажут ей об этом…
Не дождавшись ответа, Коробейников просто прошёл с ним в квартиру, довёл до кровати, вопросительно заглянул в лицо.
- За доктором?
Штольман отрицательно качнул головой, потянул к себе папку Брауна.
- Прочтите, Антон Андреевич.
Помощник плотно задёрнул шторы, зажёг свечу на столе и принялся сосредоточенно читать, хмуря чистый лоб.
«Хороший мальчик!» - вспомнилось Штольману.
Да, в этом городе ему несказанно повезло. Хороший мальчик. Хорошая девочка. За несколько месяцев рядом с ними он словно прожил целую жизнь и сам стал каким-то другим, а каким – не мог понять до конца. Наивным, быть может. Эти двое научили его верить в чудеса. И он всё еще бессознательно ждал чуда, хотя весь опыт его прежней жизни убеждал, что чудес в этом мире быть не может.
«- Ты же знаешь, что я не верю!» - сказала Нина с улыбкой.
«- Я тоже не верю!» - ответил он ей.
А была ли это правда? Часто ли они говорили друг другу правду? Иногда. Чтобы ранить друг друга больнее. С Ниной правда была не нужна и опасна.
Он думал, что последняя страница этого романа перевёрнута, когда сжёг её фотокарточку. Но она снова вернулась в его жизнь, чтобы он убедился, что сам стал другим. Окончательно он закрыл эту книгу сегодня, когда опустил на труп подаренный ею брегет. Яков Штольман, которого она знала, умер. Оставался кто-то другой – с его лицом и фигурой - неясный, неопределённый для себя самого. Кто он теперь? Зачем он?
Коробейников оторвался от бумаг и уставился на бывшего начальника. Юное лицо казалось усталым, потерянным. Повзрослевшим.
- Как же это, Яков Платонович?
И теперь он уже не мог сказать: «Не берите в голову, Антон Андреевич. Всё образуется!»
- Как бы вы поступили с этим?
Антон Андреевич задумался лишь на мгновение.
- Сжечь!
- Согласен. Выполняйте!
Он всё ещё по привычке отдавал приказы, а Коробейников ещё по привычке повиновался.
Листы с результатами исследований Брауна один за другим исчезали в печке. Антон ворошил кочергой золу, чтобы лучше горело. Штольман встал, опорожнил саквояж, и в печку отправились чертежи инженера Буссе и тетрадь Лоуренса. На столе оставались только пачки банкнот.
Коробейников подкинул в топку дров и закрыл дверцу, откладывая кочергу. Печка громко загудела, пожирая дрова, точно обрадовалась, что ей больше не скармливают опасные секреты.
- Всё, Яков Платонович. Что теперь? – вопреки обыкновению, он был не слишком речист этим вечером.
Штольман длинно выдохнул.
- На моё место уже прислали кого-нибудь?
- Никак нет-с.
- Думаю, Трегубов поставит вас заведовать сыскным отделением. В помощники возьмите Ульяшина. Он уже почти так же хорош, как были вы.
На лице помощника был такой громкий вопрос, что не услышать было невозможно. Как на него ответить?
- А вы?
Он снова тяжело выдохнул:
- Затеряюсь и постараюсь выжить.
Коробейников встал, решительно сложил деньги в саквояж и пододвинул его бывшему начальнику:
- С деньгами выжить легче.
Штольман молча кивнул. В самом деле, не предъявишь же их в отделении. Слишком много вопросов.
Антон Андреевич мялся и явно хотел спросить о чём-то ещё.
- А… Анна Викторовна?
Яков сам не знал ответа на этот вопрос.
- Имею ли я право тянуть её во всё это?
- Никакого! – уверенно ответил Коробейников.
***
Анна Викторовна появилась, едва рассвело. Ворвалась, грохнув огромным чемоданом, и поставила его поперек двери, словно Штольман был котом, норовившим прошмыгнуть у неё между ног на улицу.
- Что? – резко сказала она. - Не получилось сбежать?
В лице её было что-то такое… - как тогда, когда она отвесила ему пощёчину.
Штольман вздохнул.
- Здравствуйте, Анна Викторовна!
Он поднялся, чтобы принять её пальто. Под его руками напряжённые плечи слегка расслабились. Она обернулась и уткнулась в него, как обиженный ребёнок.
- Как вы могли?
- Да что я мог, Анна Викторовна?
- Вы собирались уехать, не сказав мне ни слова!
- Собирался, - покаянно сказал он.
Её волосы пахли морозом, но макушка была тёплой, губы отрывать не хотелось.
- И вам совсем не стыдно?
Тонкие руки обхватили его за шею, лоб уткнулся в колючий подбородок, мокрые ресницы щекотали кожу.
- Стыдно.
Он целовал холодные с мороза пальцы.
- Ведь вы сами сказали, что мы теперь должны быть вместе! – она упрямо боднула его в плечо.
Штольман вздохнул и выпрямился, заставляя себя оторваться от неё.
- Аня, вы должны понимать: меня больше нет. Дальше – полнейшая неизвестность. Трюк с обгоревшим трупом, быть может, даст мне шанс скрыться, но начинать всё придётся с самого начала. Хотите ли вы?
- Хочу я что? – зло сказала она. – Вы, Яков Платонович, пока ничего мне не предложили.
Она была права. Предстояло что-то предлагать.
- Есть несколько вариантов. После всего, что произошло между нами, я обязан дать вам своё имя. Мы повенчаемся, а дальше, если вы хотите, то уедете в Петербург вдовой надворного советника Штольмана.
Анна резко отвернулась и встала к нему спиной. Передёрнула плечами, когда он попытался положить на них ладони. Штольман отстранился. Но отойти хотя бы на шаг не было сил.
- А другие? – сказала она напряжённым голосом после долгого молчания. Каждый миг этого молчания отзывался сосущей болью в груди.
- Что другие? – не понял он.
- Другие варианты! – упрямо потребовала Анна.
Предстояло озвучить самое заветное, самое несбыточное своё желание. И молчать не имело смысла, потому что больше не представится случая сказать.
- Мы повенчаемся и уедем. Не знаю, куда. Туда, где нас не найдут и не достанут. И там попробуем начать жизнь заново.
Она шумно выдохнула. Сам он, сказав, дышать забыл.
- Господи! Хотя бы предложили мне это!
Она развернулась и требовательно вцепилась ему в плечи, сверля взглядом огромных синих глаз. У него сердце падало куда-то вниз при виде этих глаз.
- Аня, у меня больше ничего нет, - тихо напомнил он ей. – Ни службы, ни чина, ни даже имени. Прежде я мог вам предложить хотя бы это.
- Какой же вы дурак, Яков Платонович! – с глубокой убеждённостью сказала барышня Миронова. Он не мог с ней не согласиться. – Но вы-то есть! Какое мне дело до всего остального? Если вы решите стать вице-королём Индии, я буду вице-королевой. Если вы станете немецким сапожником Иоганном Шмидтом, я буду фрау Шмидт.
Он рассмеялся, зарываясь губами в её волосы: