Жан сгрёб комок снега и приложил к гудящему затылку. Хорошо, что у Штольмана не хватило сил ударить его посильнее.
Сил, чтобы уйти подальше, у него тоже не хватило.
***
И вот уже неделю Жан сидел, затаившись, и уповал на извечный идиотизм русских. С какого-то момента он стал обнаруживать для него свои приятные стороны.
Когда Нежинская приказала ему убить Миронову, он не сомневался в том, что выполнит приказание. Не было причин, чтобы не делать этого. Даже если забыть, что фрейлина отдала этот приказ не из интересов дела, а по причине банальной женской мести.
Но барышня, замерев у стены с совершенно белым лицом, вдруг спросила низким грудным голосом:
- Яков жив?
И Жан понял, что убивать её преждевременно. Сейчас она ещё не осознала свою потерю, не обессилела, не отчаялась. Нужно было дождаться, когда разлука сломит её волю к сопротивлению – и тогда она сама отдаст ему папку в обмен на возможность получить весть о Штольмане.
Значит, предстояло ждать. И Жан ждал. Ждать он умел, семь лет терпеливо прислуживая идиотам. Исправно перевязывал полицейскому рану, чтобы тот не отдал концы раньше времени. Лишь однажды, когда Штольман пошёл на поправку и проявил свою природную прыть, не отказал себе в удовольствии слегка посчитаться за избиение, которое ему учинили когда-то по приказу сыщика.
Допрашивать пленника смысла не имело. О местонахождении папки Жану было прекрасно известно от Нежинской, синяя тетрадь Лоуренса и бумаги из портфеля инженера были упакованы в саквояж, к тому же саквояж содержал весьма солидную сумму - как в рублях, так и в фунтах. Предстояло уложить туда папку Гордона Брауна, и можно возвращаться в Европу. Судьба Элис Лоуренс Жана не волновала. Шифровальщика в Лондоне легко найдут, так что прочесть записи труда не составит.
А на седьмой день пленник сам неожиданно прервал молчание.
- Разрешите мои сомнения, господин Лассаль. Ведь это вы убили князя Разумовского?
- С чего вы взяли?
- Путём анализа и сопоставления. Больше некому.
На разбитых губах играла ироническая усмешка, от которой сходила с ума госпожа Нежинская. Хорошо, что Жан Лассаль – не Нежинская.
- Убийца шёл из дома, захватил камень из корзины, стоящей под стеной. И князь не ожидал от него удара.
Жан улыбнулся тоже. Пусть ему приходилось часто ждать и проявлять терпение, но скука и бездействие давали себя знать. Так что этот любознательный полутруп его почти не раздражал.
- А если это был лакей Степан? Эту возможность вы исключаете, господин полицейский?
- Исключаю, - безмятежно ответил Штольман.
- А почему?
- Потому что это вы были секундантом князя. И это вы должны были доставить мне письмо. А я его не получал.
Жан промолчал. В проницательности сыщику не откажешь.
- Так вот как оно было, - продолжил Штольман задумчиво. – Князь стал вам мешать, и вы решили убрать одновременно нас обоих, обставив всё так, что меня неминуемо обвинили бы в убийстве. Осталось понять, для чего вам это нужно? Чем князь не угодил?
Жан скривился в усмешке, чувствуя прилив застарелого гнева.
- Если бы вы знали, господин сыщик, как я устал от вашей русской глупости! От вашей непредсказуемости и нелогичности. Что это за страна, где герой большинства сказок – дурак?
Штольман улыбнулся ещё шире:
- Сколько вы уже в России, господин Лассаль?
- Семь лет, - угрюмо ответил Жан.
- Ну, за семь лет вы должны были заметить такую русскую особенность: Иван-дурак в наших сказках неизменно выходит победителем. Вас это не настораживает?
- Нисколько, господин Штольман. Даже притом, что главным дураком Затонского уезда, несомненно, являетесь вы. Но вам не помогут ни волшебная щука, ни серый волк, ни духи Анны Мироновой.
- На духов я не особо рассчитывал, - пробурчал сыщик, мотнув головой. – И всё же, в чём провинился князь?
- Князь знал, что стоит на кону, но для него важнее было посчитаться с вами. Он пожелал непременно сделать свой выстрел. Да, господин полицейский, стреляя в воздух, вы всё рассчитали верно. Убийство начальника сыскного отделения, да при таких обстоятельствах, неминуемо повлекло бы разбирательство, прибытие чинов из Петербурга. И наша операция была бы сорвана. Мне не оставалось ничего другого, кроме как убрать князя.
- Забавно складывается.
- Вы находите? Лично я не вижу в этом ничего забавного для вас, Яков Платоныч. Вы-то ведь тоже умрёте. И никто не узнает о том, что с вами сталось.
- Ну, кое-кто всё же узнает, - хмыкнул сыщик, улыбаясь как-то иначе.
- Вы имеете в виду госпожу Миронову? Должен вас огорчить. Сегодня я отправлюсь в город, навещу барышню и предложу отдать мне папку химика в обмен на возможность увидеть вас. Потом приведу к вам вашу Дульсинею. Мечта всех влюблённых – жить долго и счастливо. Этого я вам не обещаю. Но умрёте вы в один день.
Лассаль имел полную возможность насладиться немым отчаяньем, застывшим в глазах сыщика, и его тщетной попыткой разорвать верёвку. В отличие от штольмановских идиотов, вязать надёжно Жан умел.
***
Отыскать барышню Миронову оказалось совсем не сложно. В прежние свои редкие визиты в город в течение этой недели Жан слышал о том, что она больше не выходит из дому и думал, что придётся под каким-то предлогом вызывать её. Но удача была на его стороне. Анна попалась ему на улице, поблизости от полицейского участка. Собственно, это было второе место, где он стал бы её искать. Кажется, барышня не оставила привычку бегать в участок. В данных обстоятельствах ему это только на руку.
Миронова сама двинулась ему навстречу решительным шагом. Неделю назад она убегала от него в панике. Что ж, значит, плод уже созрел.
- Где Яков Платонович? – без предисловия спросила она.
Жан улыбнулся загадочно:
- А почему вы об этом у меня спрашиваете?
- Потому что я думаю, вы это знаете! – с некоторым вызовом произнесла барышня.
Решительно, она была очень хороша в своём гневе, даже интереснее, чем в трогательном отчаянии при их последней встрече.
- Вы правильно думаете, госпожа Миронова.
Кажется, она не ожидала от него столь быстрого согласия. Замешательство отразилось на враз побледневшем лице.
- Чего вы хотите? – спросила она вдруг охрипшим голосом.
- О, сущие пустяки, Анна Викторовна! Отдайте мне ту папку, которую оставил вам Штольман – и вы увидите его живым.
- Где он? – повторила она с мукой.
- Я отведу вас к нему.
Барышня надолго задумалась. Гораздо дольше, чем Жан рассчитывал, имея в виду всё, что она пережила за эту неделю. Он был готов пожалеть эту бедную умалишённую, но уж больно часто она оказывалась на его пути вместе со Штольманом. А он уже обещал сыщику. Обещания надо исполнять.
- Хорошо! – вдруг сказала барышня с вызовом. – Я отдам вам эту папку. И вы отведёте меня к Якову.
- Только без глупостей, Анна Викторовна, - предупредил Лассаль, слегка озадаченный её воинственным тоном.
- Ступайте за мной! – повелительно бросила Анна, сунула руки в муфту и решительно зашагала к дому Мироновых.
Жан ждал её за оградой. Барышни не было около получаса. Потом она вышла с таким же решительным видом, держа в руках голубую папку и тяжёлую трость адвоката Миронова. Это еще зачем?
Жан протянул руку, но она упрямо мотнула головой, прижимая папку к груди:
- Вы получите её только тогда, когда я увижу Якова. Живым и невредимым, учтите!
Интересно, что эта дурочка собирается делать, обнаружив своего избранника не столь невредимым, как ей хотелось бы? В коллекции затонских идиотов Анна Миронова сверкала редкостным бриллиантом.