Не забывала я следить и за Бореком. Едва только его милой подружке стало дурно и она отправилась на свежий воздух восстанавливать нарушенные функции организма, как он мигом погасил лампу и свечи, и в кухне стало темно, хоть глаза выколи. Правда, Павел успел увести Катрин у него из-под носа, да только зря старался. Я танцевала с Гонзой совсем рядышком и слышала, как Катрин спросила, не хочет ли он схлопотать оплеуху, а потом этот пришибленный «атлет» отправился ублажать свою чернявую милашку, которая все это подглядела и в страшной обиде отправилась восвояси. Прямо цирк!
Ну а там уже за Катрин взялся Борек, Гонза явно переориентировался на меня, а Зузана еще не пришла в себя. Они отодвинулись от нас на пару шагов, и он стал потихоньку направлять ее в соседнюю комнату. Мне было слышно, как она прошипела у самых дверей:
— Чокнулся? Только не сейчас.
Ответом было его резкое, как укус гадюки:
— Когда?
После того как зажгли свет, я поинтересовалась у Катрин, надо ли мне сматываться уже в первую ночь. Она пожала плечами и заявила:
— Нет, в этой халупе столько глаз и ушей, что не стоит рисковать. Так что не заставляй себя делать то, чего не хочешь.
— Ну и чудесно! — кивнула я, тут же решив, что обязательно себя «заставлю».
Вечеринка потихоньку угасла, следом за Аленой и Павлом отправились в постельку и Зузана с Бореком, а мы с Гонзой остались в кухне одни. У него Катаржина явно не выветрилась из головы, и когда мы сварили кофе, он, вроде бы между прочим, спросил, откуда мы друг друга знаем.
Я подсела к нему на постель:
— А чего это тебя так интересует?
— Интересует? Да брось ты! Я просто так спрашиваю… Ладно, забудь, а то еще скажешь, что я у тебя секреты выпытываю…
— Какие там секреты! Просто мы были вместе летом на отдыхе.
— В Югославии?
Я кивнула.
— Значит, ты тоже участвовала в конкурсе красоты?
— Нет, — засмеялась я. — Слишком самокритично себя оцениваю.
— Фигура у тебя что надо, — польстил он и обнял меня за плечи.
— Дорогой и многоуважаемый, — продолжала я валять дурака, — на таких конкурсах разве дело в фигуре? Знаешь, какие там фигуры у девочек были — настоящие секс-бомбы! Но Катрин получила от Бога еще кое-что.
— Интересно, и что же?
— Наверное, бросающуюся в глаза невинность, горделивую поступь и шарм, умение очаровывать каждого — и младенца, и старца. И потом, она знает английский, немецкий, русский, словом… — Я сделала паузу и с легкой иронией закончила: — …интеллектуалка.
Пустые чашки от кофе остались на столе, а мы очутились в Гонзиной постели, и он сделал мне признание, от которого я чуть не разнюнилась. Что я девчонка первый сорт, и он хотел бы встречаться со мною и в Праге. Я так расчувствовалась, что нежно поцеловала его в лобик, а он выложил насчет Катаржины, что, мол, всю эту поездку затеял из-за нее и залез в долги так, что до марта не расплатиться, но ничего, летом он пойдет работать в бригаду лесорубов и заработает кучу денег.
Я оставалась с ним до утра, мне и вправду было хорошо, так хорошо, как давно уже не было.
Наутро нам с Катрин полагалось дежурить, что означало приготовление завтрака, обеда и ужина. Завтрак она спихнула на меня, а я, чтобы взять реванш, заявила, что пусть она идет кататься на лыжах вместе со всеми, а я обойдусь без лыж и останусь готовить обед.
Катрин, однако, мое притворное великодушие раскусила и твердо заявила, что хочу я или нет, а кататься придется.
— Да ты что? — возразила я. — Ради тебя я должна кататься?
— Нет, — засмеялась она. — Ей-богу, нет. Но ты обещала мне помочь, а мне как раз нужна твоя помощь, понятно?
— Ага, значит, будем сводить счеты, — заулыбалась и я. Катрин кивнула. Спрашивать, с кем, не было необходимости. Борек с самого утра принял страдальческий вид, к завтраку вышел, обмотав шею нагретым полотенцем, едва волоча ноги, выпил, поддавшись настойчивым уговорам Зузаны, чашку черного кофе без сахара и поскорее смылся обратно в постель. Я нарочно пошла за ним, дескать, если ему чего-то надо, то я, как дежурная, сделаю, но он только криво ухмыльнулся и поблагодарил за заботу, а его клуша сказала мне: