— Впрочем, всё это всё равно скоро закончится. Мы, как бы, давно занимаемся этим делом, и нам немного надоело. Поэтому мы решили провести финальный турнир. Сойдёмся на ринге и помашем кулаками. Победитель заберёт миры всех остальных и станет королём вселенной. Всяко лучше, чем и дальше бодаться в этой песочнице. Пон, — заметила дудка и показала свою идеальную колоду для маджонга.
Но вообще ты не кипятись, Алекс. Ещё парочку миров ты поглотить успеешь. А может хватит и одного, кто его знает. У тебя ведь голова чистая, у меня вот вообще место неё — дудка. Так что особенного преимущества за нами не будет. Некоторые из нас вообще не хотят этой победы. Просто проигрывать мы тоже не умеем, сам понимаешь.
— Не совсем, — ответил я, стараясь сохранять настолько спокойный тон, насколько это возможно, когда перед тобой простирается огромный капкан.
— Поймёшь, — махнула дудка. — Сам я стараюсь относиться к этому не слишком серьёзно. Видишь мясо. Эй, мясо! Помахай!
…Махает…
Вот ему вообще всё равно. Завидую. А у меня так, немного дудит в голове. Впрочем, я тебя понимаю. Как раз тебе нужно относиться к этому делу предельно серьёзно. 21.
Я кивнул.
— … Ну ещё такой советик, Алекс. Мы же как устроены. Все мы немного «того». Мясо думает, что он мясо, безымянная никогда не может вспомнить собственное имя, кролик постоянно опаздывает, я так вообще, — он посмотрел прямо на меня, — дудка.
…Ты среди нас ещё нормальный. Поэтому большинство миров уже находятся на твоей волне. Тебе просто нужно подравнять эту настройку и… Сечёшь?
— Отчасти, — сказал я. — Вы хотите изменить вселенную, а я хочу её сохранить.
— Не, — помотала дудка. — Мы не «хотим» её изменить, Алекс. Ну как, некоторые хотят, но суть не в этом. Вселенную меняет серый. Мы просто проецируем своё понимание последней. Мы психи, Алекс. Для нас это, — он показал рукой на собрание, — «нормально». Как для тебя нормально текущее положение вещей. Смекаешь?
— Да. Но если так, почему ты назвал себя и остальных сумасшедшими?
— Пытаясь вжиться в твою шкуру, — развела дудками дудка. — Так-то для меня ты — тоже сумасшедший. Просто я пытаюсь смотреть на себя, как если бы ты смотрел на меня.
Я хмыкнул.
— Спасибо.
— Всегда пожалуйста, — кивнула дудка и выбросила два кубика — шестёрками наверх.
— И когда начнётся этот «великий турнир»?
— Скажем. Про это можешь не волноваться. Лучше сосредоточься на том, чтобы стать сильнее. Сейчас ты ещё довольно хилый.
— Спасибо, — сказал я и немедленно прибавил: — Уно.
Дудка задумчиво посмотрел на мои карты. На меня. Опять на карты.
Наконец она медленно кивнула.
Я поднялся и направился на выход.
Таинственным образом я был уверен, что, стоит мне подняться на верхнюю палубу… нет, стоит мне выйти за дверь, и я немедленно вернусь в дом на берегу.
Я был в шаге от порога, когда дудка окликнула меня:
— Эй, Алекс.
Я повернулся.
Она всё ещё смотрела на карты.
— Береги её.
— Кого?
— Сам знаешь, — махнула дудка.
Я кивнул.
Потом замялся… я был уверен, что ответ мне совершенно не понравится… и спросил:
— Почему тебя это волнует?
— Если… — заговорила дудка после продолжительной паузы, сохраняя прежнюю позу и пристально глядя на бархатный зелёный стол, — у тебя опять ничего не получится, не забудь вернуть булаву на место.
Я прищурился.
— … Следующему из нас она может пригодиться.
…
…
14. не так
Вернувшись в дом на берегу, я понял, что не помню, как именно сюда вернулся. Не потому что в моей памяти случился провал, отнюдь, все события в ней были представлены в чётком хронологическом порядке, и всё же в тот самый момент, когда я вышел из барной комнаты, весь мир накрыл плотный серый туман, и когда он развеялся, я уже стоял здесь, посреди зала и справа от кушетки.
Я повернулся и бросил внимательный взгляд на лайнер, на верхней палубе которого мерцал неизменный огонёк.
Вдруг я понял, что снова забыл проверить, что именно представляет собой последний. Я не проверил это в первый раз, когда вместе с другими капитанами поднялся на борт, не проверил и второй. Почему?
Был и другой, не менее важный вопрос. Ещё тогда, в браной комнате я обратил внимание, что среди Них не было человека с лошадиной головой. Того самого, который «дождь там, где его не может быть». Была безымянная, была дудочка, был запах мяса, был кролик, была половина человека, но его, дождя, не было.
При мысли об этом я снова вспомнил фиолетовый мир и труп с вырванным сердцем, лежавший возле алого ручья.