Море было бурным, неспокойным; в небе нависали плотные тучи. Я сидел на бамбуковом стуле и чувствовал крепчающий ветер в своей чёрной шевелюре, когда сверху мелькнула белая птица. Последняя была посланницей, с помощью которой мы и наши копии передавали письма.
Через несколько минут за моей спиной показался Дэвид. Его лицо, бледное в сиянии крепчающего шторма, было беспокойным.
— Капитан, они… У них проблемы.
— Какие?
— … Серьёзные.
Я нахмурился.
Серьёзные… Наши копия были полезны хотя бы потому, что обладали не только тем же арсеналом сокровищ, что и мы сами, но также похожими способностями и характером. Если у них возникли серьёзные проблемы, значит и мы, с высокой вероятностью, не сможем избежать последние. Нет, конечно у нас была одна козырная карта — прошу любит и жаловать, — но в данный момент и данном мире мои способности носили предельно ограниченный характер.
— Что случилось? — спросил я мрачным голосом.
Дэвид набрал побольше воздуха в лёгкие и заговорил.
По мере его рассказа выражение моего лица стремительно менялось. От пристального до растерянного и наконец предельно серьёзного. В один момент я схватил подзорную трубу и посмотрел на тройку кораблей на расстоянии двадцати километров, которые покачивались среди бушующего моря.
Над ними поднимались струйки чёрного дыма.
Случился пожар.
Но не простой.
Любому моряку известно, сколь великую опасность представляет огонь среди открытого моря. Поэтому к нему относятся с предельной щепетильностью. Редко он выходит за пределы кухни или машинного отсека, ибо единственная искра может причинить великое множество проблем.
Так и случилось. На одном из кораблей флотилии наших двойников вспыхнула искра. Разгорелось пламя. Его собирались немедля потушить, но сразу встретили проблему: оно не хотело гаснуть. Они вылили одно ведро, второе, третье; попытались засыпать огонь песком и заложить камнями, но всё это оказалось бесполезным. Пламя продолжало разгораться, неторопливо пожирая деревянную обшивку.
Стало ясно, что природа его была волшебной. Они провели эксперимент: подожгли листок бумаги и бросили в бочку. Бумажка продолжала гореть, даже когда её намеренно погрузили под воду. Более того, сама бочка загорелась, и в итоге её пришлось в срочном порядке выбрасывать в море.
А пожар меж тем неумолимо расползался; коридоры на второй палубе заволакивал едкий чёрный дым.
По приказу Натаниэля все горящие свечи и прочие источники пламени на всех кораблях немедленно сбросили в море; сам он спустился в трюм и достал несколько сокровищ, которые могли помочь при текущих обстоятельствах. Все они, однако, оказались бесполезны. Казалось, сама природа этого пламени была в том, чтобы быть не погашаемым.
Выбора не было. Пришлось проводить эвакуацию. В подзорную трубу мне было видно, как наши двойники постепенно оставляют один из кораблей на лодках, которые сильно покачиваются среди беспокойного тёмного моря. Всё это время матросы у меня за спиной вытаскивали на верхнюю палубу всевозможные свечи и канделябры и выбрасывали за борт. Не все. Только горящие. Возможно, это явление носило временный характер или простиралось только на определённую территорию. В таком случае…
Бах.
Вдруг мои мысли прервал не очень громкий… но ставшийся пронзительный в немедленно воцарившемся после него молчании грохот. Я повернулся — со скрипом — и посмотрел на юнгу, который стоял перед упавшим канделябром, на котором горела единственная свечка…
Дул ветер.
Шумели волны.
Некоторое время матросы были совершенно неподвижны.
Наконец я пришёл в себя и прохрипел:
— Вырубите горящие доски топором.
Тишина.
— Живо!
Матросы вздрогнули и немедленно приступили к работе.
6. Альфонс
Тишина.
— Живо!
Матросы вздрогнули и немедленно приступили к работе.
Несколько минут спустя на верхней палубе Тиберия появилось небольшое отверстие, чтобы заделать которое уже несли из трюма запасные доски. Я снова свалился на бамбуковый стул и глубоко вздохнул. Нам повезло, что проблему заметили днём, а не вечером или ночью. Иначе у нас могли быть большие проблемы.
Впрочем, — я снова посмотрел на пару кораблей, которые двигались дальше по горизонту, и на другой, оставшийся, который постепенно пожирало алое пламя, — лишь отчасти.
Сегодня мы понесли первые потери.
А ведь самая «странная» часть нашего пути ещё только начиналась…
…
За первой потерей последовала вторая, а потом и третья.