Глава четвертая
Западня
Шантаж
Плахов сидел в своем кабинете в здании посольства на Сатон-роуд и, обхватив голову руками, отрешенно и тупо смотрел в никуда. На письменном столе лежало вскрытое письмо и фотографии. Их много. Письмо оказалось утром в почтовом ящике на вилле Плахова. Кто-то постарался, чтобы оно попало к адресату до его ухода на работу. Никаких почтовых знаков на конверте нет. Значит, через почтовое ведомство письмо не проходило и было специально подброшено прямо на виллу.
Плахов вскрыл объемистый конверт уже в своем кабинете. Поначалу он подумал, что это очередная пачка рекламных буклетов, и автоматически сунул пакет в карман. Уже в посольстве он вспомнил о нем и теперь был бесконечно рад, что распечатал письмо, когда остался в кабинете совсем один. Увидев содержимое, он закрыл дверь на ключ, обезопасив себя от посетителей.
На больших глянцевых фотографиях — он и Сэлли. Вот они в казино, сидят за игральным столом, и перед Плаховым — фишки. Вот — за стойкой бара, нежно улыбающиеся друг другу. А на этих — они сидят в гостинице, потом — в ее номере. Вот еще снимки — они сидят на низком диване в ярко освещенной комнате и в объятиях друг друга в полумраке спальни. Кто-то очень постарался: Плахов и Сэлли прекрасно узнаваемы, их позы не оставляют никаких сомнений…
Советский вице-консул очнулся от оцепенения, взял конверт и стал рассматривать его. Из него выпала коротенькая записка. Она напечатана на пишущей машинке английским шрифтом. Без подписи. Обычное подметное письмо, сработанное в духе нашего времени. Только судя по всему, содержание его еще не дошло до тех, кому предстоит вершить судьбу жертвы. Окончательно и бесповоротно.
А сама жертва шантажа снова и снова глубоко задумывается. Потом, видимо решив что-то предпринять, Плахов порывисто вскакивает, забирает со стола фотографии, записку и конверт и устремляется к выходу из кабинета.
В вечернее время, когда немного спадает жара, дипломатический клуб Бангкока, как всегда, полон. Советский вице-консул входит и лихорадочно ищет глазами того, кто ему так нужен. Вот он — за стойкой бара. Питер Николс один. Плахов подходит к американцу, и они обмениваются рукопожатием.
— Я звонил вам в посольство, — произнес русский, — и мне сказали, что вечером вы будете в дипломатическом клубе. Происходят драматические события, не совсем мне понятные, и мне потребуется ваша помощь.
Резидент Центрального разведывательного управления внимательно, не перебивая выслушал Плахова.
— Буду с вами откровенен. Я, видимо, был несколько неосторожен и теперь приходится расплачиваться за свой порыв. Меня шантажируют и требуют денег — десять тысяч долларов. Иначе угрожают направить фотографии послу и в Москву.
Плахов достал и показал Николсу записку и некоторые фотографии. Он умышленно припрятал кое-какие снимки — американцу незачем видеть интимные сцены.
— Неприятная история, — проговорил Питер Николс, — а что, эту девицу тоже шантажируют?
— Не знаю. Она таинственно исчезла. Я только что проверял в гостинице, где она жила. Мне сказали, что она выписалась несколько дней назад. Пока не знаю, что и подумать — адреса своей матери в деревне она не оставила. Не хочется верить, что она была заодно с теми, кто затеял этот шантаж.
Николс молчал в ожидании, что еще скажет русский. Ему почти жаль этого парня, который стоял перед ним в растерянности и выглядел таким несчастным.
— Понимаете, Питер, мне кажется, что действует наркомафия, которой мы с вами наступили на хвост. Хотят взять реванш за мое участие в разгроме тех групп контрабандистов, что пытались проникнуть в Советский Союз через нашу южную границу. У меня пока просто нет другого объяснения. Хотя, честно говоря, я не понимаю, как они могли узнать обо мне?
Николс в душе был рад такому объяснению своего русского собеседника. Он мог ожидать иной версии и с тревогой подумывал, что ему придется делать, если русскому вдруг вздумается обвинить в случившемся не «Триаду», а, скажем, кого-то другого. Он, конечно, нашел бы выход из положения. Возможно, пришлось бы прибегнуть к прямому давлению. Но то, что Плахов, кажется, верил в свое собственное объяснение событий, его вполне устраивало.
— Да, Лео, ситуация тяжелая, крайне тяжелая. Мне кажется, здесь не место об этом говорить. Давайте увидимся завтра, но не у меня и не у вас. Нельзя, чтобы нас видели вместе. Пожалуй, лучше всего встретиться в гостинице. Гостиницу «Принсес» на Нью-роуд знаете? У меня там снят номер, буду вас ждать. Только будьте осторожны и внимательны. Пожалуйста, проверьте, нет ли наблюдения. «Триада» — это коварные и опасные люди, надо поберечься.
Питер Николс, конечно же, думал не о «Триаде» и даже не о Сантибане. Будущего агента необходимо приучать к особой конспирации. Если удастся задуманная конспирация…
— Конечно, Питер. Вы понимаете, как трудно бороться с шантажом. У меня нет такой огромной суммы, которую они требуют. Да если бы и были деньги… Вы моя последняя надежда. Иначе я просто погиб.
Русский вице-консул был напуган и с трудом скрывал свою растерянность.
Гостиница «Принсес»
«Принсес» («Принцесса») — один из крупнейших и самых дорогих отелей города. Советский вице-консул бывал в этой комфортабельной гостинице, устраивал редких приезжих из своей далекой страны. Тех, кого приглашали на проходящие в столице Таиланда международные конференции и съезды и кому не надо было платить за номер из своего кошелька. Очень накладно жить в таком комфорте за свой счет!
В реконструированном виде гостиница «Принсес», как и многие другие отели Бангкока, — типичное детище вьетнамской войны и строительного бума, охватившего страну в это время. Шикарные апартаменты, сервис высшего класса, приятная прохлада, навеваемая вентиляторами и кондиционерами, привлекают богатых гостей самого высокого ранга.
Резидент ЦРУ принимал в этом номере гостиницы «Принсес» своих агентов и друзей, занимающих солидное положение в местном обществе, или высокопоставленных иностранных дипломатов. Их никто не станет спрашивать, к кому они направляются. Удобно и конспиративно для разведки. Номер использовался и для других целей. С расходами на такие столь нужные и деликатные дела в Лэнгли не стеснялись.
Улица Нью-роуд, где находился отель, — одна из оживленных артерий города. Вместе с прилегающими улочками и переулками, вместе с китайским кварталом Сампенг она образует огромный торговый центр столицы. В районе сотни магазинов и лавок, принадлежащих торговцам разных национальностей китайцам, индусам, европейцам и, конечно, самим тайцам. Они жестоко конкурируют друг с другом, отчаянно борются за покупателей, зазывая их к себе всеми способами, как это умеют делать на Востоке.
С раннего утра и до поздней ночи на Нью-роуд, в Сампенге, на Ориентал-лейн многолюдно. Покупатели и просто зеваки рассматривают яркие и нарядные витрины, лотки с товарами, ряды ремесленников, тут же продающих свои изделия. И совсем уж непонятно, как в этом круговороте людей могут передвигаться автомобили и велосипедисты.
Представив всю эту картину, Плахов решил для себя, что будет крайне трудно рассчитывать на хорошую проверку в том районе. На Раджадамнен-авеню проверяться сложно. Самая современная и широкая улица столицы спроектирована и построена по подобию Елисейских полей Парижа. На одном конце ее — Большой дворец и крупнейший в Бангкоке монастырь-пагода — Храм Изумрудного Будды, на другом — парламент. Множество зданий министерств и других правительственных учреждений. Здесь всегда слишком много иностранных туристов, которых притягивают главные достопримечательности Бангкока — Храм Изумрудного Будды и Королевский дворец.
Собственно, это уже история. Большой дворец когда-то служил резиденцией таиландских монархов. Теперь король и его семья с прислугой и охраной переселились во дворец Чатталад. Дворец — звучит громко, это скорее уютная вилла, где созданы все удобства для жизни боготворимых и обожаемых особ. Ну, а Большой дворец стал объектом интереса туристов, как великолепный памятник восточной культуры, изумляющий своей архитектурой и роскошью.