– А остается у тебя, Григорий Лукьянович, надежда только на нашу особую дружину. О ней крымчаки не ведают. К ее подходу не готовы. Они не ждут нас нигде, особенно у села Треблино.
– Верные слова говоришь, воевода.
– Ну тогда, боярин, определяй задание.
– Так ты, Михайло Алексеич, уже и сам определил его. Надо проверить слова изменника Моларя. Идите к Треблино. Это самое опасное место. Если слова Моларя не ложь и Девлет задумал произвести нападение на поезд Ивана Васильевича, то произойдет оно, скорее всего, именно там. Ну а дорогу от столицы до Александровской слободы проверит московская опричная сотня.
– Когда выходить, Григорий Лукьянович? – спросил Бордак.
– Давай поразмыслим. От Ростова до Треблино сто верст, от Стешино, если лесами, перелазами чрез реки, обходом оврагов, балок, где-то сто двадцать, как и от Москвы. Но поезд царя выходит в полдень завтра. Если вы отправитесь после обеда сегодня, то придете к месту на сутки раньше, не обремененные большим обозом. Значит, трогаться вам надо ныне же, идти к Треблино, там решить, как быть дальше. Я же выезжаю сейчас на Москву, оттуда направлю дружину во владимирские леса. Пошлю и гонца в слободу с наказом быть в готовности идти на спасение царя.
– Если мы найдем татарские сотни, то опричники из слободы должны быть подчинены нам, дабы сорвать коварные намерения Девлета. Ну а если не отыщем их, то дождемся поезда царя и с ним прибудем в слободу, – сказал Парфенов.
– Я передам чрез гонца, что все ратники слободы должны подчиняться воеводам особой дружины. – Малюта повернулся к Бордаку. – А ты уж, Михайло Алексеич, поразмысли, как свести воедино наши невеликие силы.
– Поразмыслю, Григорий Лукьянович.
– Ну вот и договорились. Поехал я.
– Мы проводим. А то, может, все же откушаешь? На Москве не до того будет.
– Благодарствую, обойдусь.
Воеводы особой дружины проводили Малюту Скуратова. После этого Бордак подтвердил наказ на сбор дружины у церкви, провел смотр и направил людей для молитвы в сельскую церковь. Стряпухи в то время приготовили обед. Воеводы же собрали в горнице десятников.
Там Бордак объявил им о задании, данном думным боярином Скуратовым, и сказал:
– Теперь нам надо подумать, как исполнить наказ, не дать сгинуть нашему государю. Василь, расстели чертеж. Будем смотреть, куда и как идти, дабы выйти в нужное место в должный срок.
Парфенов достал свиток, развернул его.
Воеводы и десятники начали разговор о том, как ближе и скорее, при этом скрытно дойти до Треблино и наладить связь с Александровской слободой. После долгих горячих споров они решили идти из Стешино к селу Торфяное, расположенному в двадцати верстах. Там находился перелаз чрез Москву-реку. Далее по лесу, по тропам, известным местным мужикам, до деревни Гардонка. Это еще тридцать верст. На этом участке использовать проводника, которого назначит княжич. От деревни держать путь на озеро Тихое, что в двадцати верстах от Гардонки. Там сделать большой привал, поутру пойти на деревню Ширя, от нее – к селу Бочарово, что стоит в тридцати верстах от Треблино. Туда не заходить, встать в пяти верстах в лесу, оттуда и вести разведку дороги на Александровскую слободу.
Приняв такое решение, воеводы и десятники разошлись.
Бордак прошел к семье.
Алена лежала на кровати, Петруша вертелся рядом. Служка Колька сделал ему свисток, мальчишка занимался им.
Бордак сел на табурет у кровати жены и спросил:
– Как ты, Алена?
– Ох, Михайло, видать, рожу я тебе богатыря, так тяжко его носить. С Петрушей намного легче было.
– Тебе бы больше двигаться, родная.
– Это и повитуха говорит, да сил нет, Михайло. Так и тянет в постель. А ты опять покидаешь нас?
– Да, Алена, но иначе нельзя.
– Разумею. Но душа не желает того принимать. Очень хочу, чтобы ты рядом был.
– Я тоже этого желаю. Но я воин, и мое дело в трудную годину родину защищать.
– Эх, Михайло, ходил ты с дружиной в походы, бил басурман, а пришел Девлет-Гирей и разорил Москву.
– Ты же знаешь, Алена, что так вышло случайно. Но собака Девлет не решился направить орду на сгоревшую Москву. Он знал, что русские даже мертвыми драться будут.
Женщина положила руку на широкую ладонь мужа.
– Не говори так, Михайло. Не надо мертвыми. Живыми надо.
– Я так, к слову.
– Не надо. Скажи лучше, когда уводишь из села дружину.
– Вот попрощаюсь с тобой, с Петрушей, Герасимом, Марфой и поеду.
– Далеко ли путь твой лежит?
– Куда сейчас идти, знаю, а там разберусь.
Алена вздохнула и спросила:
– Это сколько же я тебя не увижу?
– Коли по правде, то, наверное, долго. И родить успеешь, и в себя прийти, и, возможно, на Москву вернуться.