— Ожидается ли подход войск из Жэхэ?
— Таких сведений мы не получали, — офицер поправил большие очки в круглой оправе и неожиданно высказал поразительную мысль: — Мы с самого начала и, на мой взгляд, сознательно вели войну на собственное поражение…
— Кто это «вы»?
— …Армия, народ, правительство — все понимали, что ни промышленная мощь, ни людские ресурсы, ни транспортные возможности, никакие другие показатели не в силах обеспечить выполнение задач начатой нами войны. Понимали это все, но почему-то до сотрясения мозгов били поклоны в сторону дворца его императорского величества, горланили о победе, о мнимых сферах совместного процветания Восточной Азии и бросали орлиные взгляды на территории за Кокурюкаем[22]. Война планировалась не на обоснованных расчетах, а вопреки им.
Все это японец произнес с тяжкой горестью, не адресуясь ни к кому, как человек, который впервые получил возможность выразить наболевшее вслух.
Пленных сосредоточили перед казармами. Подпоручик-японец перевел команду нашего офицера, и слева от него мгновенно возник зеленовато-серый строй солдатских мундиров. На сей раз не звучали параграфы «императорского военного указа», читаемые в строю солдатами японской армии, — строились пленные.
За массивными, обитыми железными полосами воротами Долоннора лежала ровная, но очень захламленная улица. Плотно прижавшиеся друг к другу дома создавали видимость сплошной стены. У дверей окраинных лачуг толпились их истощенные и оборванные обитатели. Они улыбались, приветливо, но вяло махали руками.
— Догадываются, что пришли хорошие люди, — сказал один из автоматчиков.
— Не догадываются, а знают, — возразил ему другой и шутливо добавил: — Чему только тебя на политзанятиях учили?..
Возле одной из фанз сидел на корточках человек, едва прикрытый ниже пояса ветхой накидкой. Угловатый, ребристый, плечи торчат над впалой грудью, руки, как сухие хворостинки. Он умирал медленной голодной смертью, а возле него возился наш солдат, стараясь напоить бедняка из своей фляги. Умирающий упорно отворачивал лицо.
— Не спиртное ли он ему предлагает? — встревожился кто-то из моих спутников.
Опасения оказались напрасными. Смекалистый парень успел раздобыть молоко. Вокруг собрались любопытные. Общими усилиями удалось выяснить: бедняга отказывается от молока, потому что нечем заплатить за него.
Большого труда стоило убедить умирающего, что советский воин предложил пищу бесплатно. Я до сих пор помню этого советского парня в солдатской форме, Владимира Вахрушева, проявившего такую трогательную заботу.
Этот случай навел на мысль: а что, если создать здесь, в Долонноре, общедоступную больницу для жителей, использовав для этого не только местные медицинские силы, но и помощь военных госпиталей?
Позже, когда в Долонноре были развернуты два наших полевых госпиталя, они провели громадную работу среди населения.
Генерал-лейтенант Ю. Цеденбал дал указания начальнику медицинской службы монгольской армии полковнику Л. Шаравдоржу разработать дополнительные меры по усилению врачебной помощи местным жителям. Сделать это оказалось не так уж просто. Люди привыкли лечиться у знахарей. Врач для них был недоступен. Но, когда были подвезены палатки, медикаменты, оборудование и началось широкое обследование населения и лечение, и главное — за это не брали денег, народ пошел в медпункты широким потоком. За короткое время было обслужено несколько тысяч местных жителей.
Вместе с монгольскими медицинскими работниками — военфельдшерами Зундуем, Жанлавом, Чимэддоржем — напряженно трудились советские специалисты: подполковник Антоненко, майоры Мажаев, Сахаренко, капитаны Мальцев, Бондарчук, Лобовкин и др.
Не забыли мы и о продовольственном снабжении. В связи с этим напомнили местным богатеям древнюю китайскую поговорку: «Кто помогает бедным, тот сам становится богаче».
Семенидо рассказывал мне, что особенно долго пришлось уговаривать щупленького, но колючего, как еж, тайджи[23], который никак не хотел понять, почему должен помогать людям, умирающим от голода.
— Богатство — это честь. Зачем отдавать свою честь другому? — рассуждал тайджи. — Небо дарует каждому свою жизнь, земля готовит каждому свою смерть…
— Так вы бы разъяснили ему, что жизнь и смерть зависят «иногда» не от бога. Надо, чтобы эти люди правильно поняли проводимые нами мероприятия.
— Он все понял правильно, товарищ командующий…
Посоветовавшись с товарищем Цеденбалом, мы решили, кроме того, раздать голодающим жителям города продовольствие захваченных трофейных складов. Проведено это было в высшей мере организованно и вылилось в общенародный праздник. Трогательно было наблюдать, как бедняки, взяв мешок хлеба, со слезами на глазах пытались целовать руки нашим солдатам. Полковник Л. Шаравдоржа рассказал мне такой случай. Ветеран монгольской революции капитан интендантской службы Жамьян узнав, что старый и больной китаец Ли Ши-жа не может сам прийти за продовольствием, послал ему с цириком все, что было положено. На следующий день Ли Ши-жа встал со своей лежанки и пришел к Жамьяну.