Так выяснились политические симпатии моего собеседника. Я спросил, знает ли он дорогу на Чэндэ (так китайцы называли Жэхэ). Он утвердительно закивал головой, приговаривая:
— Шибыко шанго, шибыко шанго. Только сейчас человеку туда нельзя — вода лей много, беда много. Смерть.
— А сколько перевалов знаете вы на основной дороге?
Из дальнейшей беседы выяснилось, что дорогу на Чэндэ тридцать четыре раза пересекают реки Шандухэ и Луаньхэ. А ливень каждый раз сносит мосты и вызывает обвалы. Старик назвал семь населенных пунктов, за которыми расположены перевалы. Он упорно твердил, что ни местные жители, ни японцы, не рискуют подниматься в горы в период сезонных ливней. Узнали мы также, что в Жэхэ можно пройти и другими, обходными тропами.
Опросили еще несколько человек, знающих дорогу на Жэхэ. Все они говорили одно и то же. В основных чертах мнение старожилов совпадало с данными топографической карты и сведениями, которыми мы располагали.
Случай помог нам еще раз уточнить данные о местности и противнике.
Когда 6-я- кавалерийская дивизия на подходе к Долоннору достигла рубежа у речки Льен-Дун, в расположении передового командного пункта неожиданно появился в сопровождении двух солдат маньчжурский офицер с белым флажком. Он оказался представителем одного из полков 1-й отдельной кавалерийской бригады, дислоцировавшейся в городе Линьси.
— Мы арестовали всех японских военных советников и привезли с собой топографическую карту с нанесенной оперативной обстановкой, — сказал он. — Мы готовы сдаться в плен.
Карта ничего нового нам не дала, но подтвердила достоверность имевшихся у нас сведений.
Несколько раньше заместитель начальника политуправления МНРА генерал-майор С. Равдан, направляясь по песчаным барханам от монастыря Сэнси к горе Богдо-ула, встретился с группой всадников в гражданской одежде. Они были вооружены. Пожилой монгол поднял руку и, отделившись от своих спутников, подъехал к генералу Равдану.
— Арестуйте меня, я конченый человек, — с отчаянием произнес он.
— Кто вы? — спросил Равдан.
— В МНР я работал заместителем директора магазина в районе Нарана, — торопливо говорил он, беспокойно оглядываясь на стоящих поодаль всадников. — Украв десять тысяч тугриков, бежал в Маньчжурию. Здесь меня завербовали в шпионы и направили в разведывательную миссию, находящуюся в монастыре Бандида-гэгэн. Моя жена была права: «Когда человек предает Родину — это значит, он предал самого себя». Я понял это слишком поздно. Арестуйте меня.
Этот японский шпион в своих показаниях дал ценные для нас сведения.
Интересы фронтовой операции требовали решительного продолжения наступления. Мы не могли задерживаться в Долонноре и ждать улучшения погоды. Нельзя было терять ни часа с таким трудом завоеванного времени.
Как жителю Северного Кавказа, имеющему к тому же опыт ведения боевых действий в Больших и Малых Карпатах, мне вполне представлялась вся сложность предстоящего наступления в горах. Правда, Большой Хинган нельзя равнять с хребтами Кавказа, но ведь законы гор везде одинаковы. К тому же я исходил из того, что жители Маньчжурии в соответствии с канонами своей религии не только обожествляют могучие силы природы, но и всячески возвеличивают их власть над человеком. Ведь ламы настойчиво твердили им, что человек — раб природы и церкви.
Да, наступление в горах таит много неожиданностей, случайностей. Но на войне всего предусмотреть и невозможно. «Предприятие на войне, — утверждал тот же корсиканец, в те далекие времена, — уже достаточно хорошо рассчитано, если две трети шансов подчинены расчету, а одна треть отдана на долю случая».
По моим расчетам, наступление в горах в период ливневых дождей, кроме исключительно серьезных трудностей, давало большие выгоды в интересах всей наступательной операции.
Во-первых, наступление в условиях ненастья позволит нам сохранить элемент внезапности. Я был уверен, что японское командование подойдет к оценке наших действий со своих позиций, а значит, исключит возможность активных наступательных действий советско-монгольских войск в период ливневых дождей в горах.
В дальнейшем так и оказалось. Противник считал, что мы выйдем к Жэхэ не раньше чем через неделю после окончания ливневых дождей. По его расчетам, именно такой срок требовался для ремонта размытых и разрушенных обвалами дорог, а также для восстановления многочисленных мостов.