Многие пленные видели, как избитого до полусмерти советского офицера увезли в ставку генерала Фудзо-И. Это, несомненно, был капитан Сенченко.
Пленных гоминдановцев мы отпустили и потребовали передать нам капитана Сенченко.
В течение ноября и декабря все войска Конно-механизированной группы сосредоточились на территории Монгольской Народной Республики, 21 декабря я тоже вернулся в Улан-Батор.
Правительство Монгольской Народной Республики устроило обед в честь командования Конно-механизированной группы. Собрались боевые друзья, чтобы поднять тосты за мужество и героизм своих народов, за великую победу, за долгожданный мир.
После торжественного обеда Цеденбал, Лхагвасурэн, Рав-дан, Рубин, Иванов, Мельников и я сфотографировались на память о боях в пустыне Гоби и горах Большого Хингана, о совместной борьбе против японских агрессоров на просторах Маньчжурии.
На следующий день я вылетел в Москву. Я увозил с собой тепло братской дружбы, которая прошла столь суровые испытания. Глядя в иллюминатор на уплывающие бескрайние просторы, мне вспомнилась мудрая поговорка монгольских друзей: «У кого много друзей, тот широк, как степь».
ДРУЗЬЯ ВСТРЕЧАЮТСЯ ВНОВЬ
Все произошло неожиданно. Позвонили из Москвы, из Министерства обороны.
— В Монголию на празднование сорок третьей годовщины народной армии приглашена советская военная делегация. Вам предлагается возглавить ее. Что вы на это скажете?
Возможность снова увидеть боевых друзей несказанно обрадовала меня.
И вот я в Москве, у министра обороны. Он поручает передать от него приветствие и самые добрые пожелания монгольскому народу, руководителям партии и правительства Монгольской Народной Республики и Монгольской народно-революционной. армии. Дав необходимые официальные указания, он вдруг говорит:
— А теперь от меня личная просьба, Исса Александрович. Выберите, пожалуйста, время, посмотрите, как там поживает дерево, которое я посадил там в тысяча девятьсот шестьдесят первом году.
Вспомнилась поездка тремя годами раньше на празднование 40-й годовщины Монгольской народно-революционной армии. Делегацию возглавлял тогда Родион Яковлевич Малиновский. В Монголии его избрали почетным гражданином Улан-Батора, и в честь этого события он посадил молодое деревцо на одной из центральных улиц города.
— Пусть это дерево, — сказал он при этом, — станет гигантским деревом с мощными корнями, с роскошной кроной на могучем стволе. Пусть дерево дружбы будет высоким, не гнущимся под бурей, таким, как вечная дружба между советским и монгольским народами.
Мне также была предоставлена тогда честь посадить рядом дерево дружбы…
Быстроходный лайнер, на борту которого, кроме меня, находились член делегации генерал-полковник Потапов и переводчик капитан Занданов, доставил нас из Москвы в Иркутск. Здесь к нам присоединился еще один член делегации, командующий войсками Забайкальского военного округа генерал-полковник Д. Ф. Алексеев.
— Только в дальнем пути можно по-настоящему осознать скорости современных самолетов, — заметил генерал Потапов, спускаясь по трапу.
— И еще в сравнении с прошлым, — добавил генерал Алексеев, пожимая его руку.
— Вот-вот, — поддержал я Дмитрия Федоровича, — особенно, скажем, в сравнении со скоростями, существовавшими в конце прошлого столетия. Мы с вами добираемся до Монголии одним прыжком, без посадки. А вот когда русский царь Николай Второй пригласил Ли Хун-чжана на свою коронацию, тот выехал в Москву торжественно: с большой пышной свитой и с гробом.
— Интересно, — улыбнулся Потапов. А зачем же гроб?
— На случай смерти в долгом пути. Отчетливо представляю себе караван того времени. Впереди вышагивает верблюд, на нем покачивается монгол-проводник. За верблюдом длинной вереницей тянутся тысячи деревянных повозок— тырок, запряженных быками. В те времена оси у тырок делали деревянными и не всегда смазывали. Поэтому от них на много верст разносились страшный скрип и вой. Эти звуки помогали обитателям степи предусмотрительно держаться подальше от караванов.