Евгений Лукин, Любовь Лукина
Пещерные хроники
Виток спирали
Трудно сказать, кто первый заметил, что Миау (Сын Пантеры) уклоняется от поедания лишних соплеменников. Во всяком случае, не Хряп. Хряп (или Смертельный Удар) был вождём племени и узнавал обо всём в последнюю очередь. От Уввау (Сына Суки).
Так случилось и в этот раз.
— Брезгуешь? — хмуро осведомился Хряп.
— Нет, — вздохнул Миау. — Просто неэтично это.
По молодости лет он обожал изобретать разные слова.
— А неэтично — это как?
— Ну, нехорошо то есть…
Хряп задумался. Когда он съедал кого-нибудь, ему было этично. Иногда даже слишком этично, потому что кусок Хряпу доставался самый увесистый.
— Ну-ну… — уклончиво проворчал он, но спорить с Миау не стал. А зря. Потому что вскоре ему донесли, что Сын Пантеры Миау отказался есть представителя враждебного племени.
— А этих-то почему неэтично?! — взревел Хряп.
— Тоже ведь люди, — объяснил Миау. — Мыслят, чувствуют… Жить хотят.
Хряп засопел, почесал надбровные дуги, но мер опять не принял. И события ждать не заставили. Через несколько дней Миау объявил себя вегетарианцем.
— Неэтично, — говорил он. — Мамонта есть нельзя. Он живой — он мыслит, он чувствует…
И лопнуло терпение Хряпа. Миау не был съеден лишь потому, что сильно исхудал за время диеты. Но из племени его изгнали.
Поселившись в зелёной лощинке, он выкапывал коренья и пробовал жевать листву. Жил голодно, но этично.
А вокруг лощинки уже шевелились кусты. Там скрывался Уввау (Сын Суки). Он ждал часа, когда вегетарианец ослабеет настолько, что можно будет безнаказанно поужинать за его счёт.
А Миау тем временем сделал ужасное открытие: растения тоже чувствуют! И, возможно, мыслят! (Изгнанника угораздило набрести на стыдливую мимозу.)
Что ему теперь оставалось делать? Камни были несъедобны. И Миау решил принципиально умереть с голоду.
Он умирал с гордо поднятой головой. Три дня. На четвёртый день не выдержал — поймал Сукина Сына Уввау и плотно им позавтракал. Потом вернулся к сородичам и больше глупостями не занимался.
А через несколько лет, когда Хряпа забодало носорогом, стал вождём племени.
Вечное движение
Колесо изобрёл Миау. По малолетству. Из озорства. А нужды в колесе не было. Как, впрочем, и в вечном двигателе, частью которого оно являлось.
Хряпу изобретение не понравилось. Выйдя из пещеры, он долго смотрел на колесо исподлобья. Колесо вихляло и поскрипывало.
— Ты сделал?
— Я, — гордо ответил юный Сын Пантеры.
Хряп подошёл к ближайшему бурелому и, сопя, принялся вывёртывать из него бревно потяжелее.
— Э-э, осторожнее! — испугался Миау. — Он же ведь это… вечный!
О вечности Хряп понятия не имел. Наибольшая из четырёх цифр, которыми он мог оперировать, называлась «много-много». Поэтому вождь просто подошёл к колесу и вогнал в него бревно по самый комель.
Двигатель остановился и начал отсчитывать обороты про себя. Затем бревно с треском распалось, и один из обломков влетел Хряпу промеж глаз.
Миау скрывался в лесах несколько дней. Впоследствии ему приходилось делать это довольно часто — после каждой попытки Хряпа остановить колесо.
Когда же вождём стал сам Миау, на его покатые мощные плечи легло огромное множество забот, о которых он раньше и не подозревал — в том числе и борьба с вечным двигателем. Но в отличие от Хряпа Сыну Пантеры был свойствен масштаб. Не размениваясь на мелочи, молодой вождь силами своего племени раскачал и сбросил на своё изобретение нависший над опушкой базальтовый утёс, которому бы ещё висеть и висеть.
Результат столкновения огромной массы камня с вечным движением был поистине катастрофичен. Даже сейчас, взглянув в телескоп на Луну, можно видеть следы катаклизма — гигантские кратеры, — ибо осколки утёса разлетались с убийственной скоростью и во всех направлениях. Мелкие животные, в их числе и человек, частично уцелели, но вот мамонты… Мамонтов мы лишились.
К чести Миау следует сказать, что больше он таких попыток не повторял и блистательно разрешил проблему, откочевав всем племенем к Бизоньей Матери на ту сторону реки.
А вечный двигатель продолжал работать. Два миллиона лет подряд колесо, вихляя и поскрипывая, мотало обороты и остановилось совсем недавно — в 1775 году, в тот самый день, когда Французская академия наук объявила официально, что никаких вечных двигателей не бывает и быть не может.
И сослалась при этом на первое и второе начала термодинамики.