Несколько минут они шли молча, время от времени вспугивая птиц и тщательно обшаривая густую траву. И лишь после того, как Денис нашел сразу с десяток гнезд, журналистка воскликнула:
– Вот не думала, что пищу можно добывать так легко!
– Да, птиц здесь достаточно, – отозвался Денис – Жаль, что они не кладут яйца круглый год.
– А рыбу вы ловите так же просто, как собираете яйца?
– Почти так же. Хотите, пойдем завтра утром вместе, посмотрите.
– С удовольствием.
– А сейчас мне хотелось бы поговорить с вами, мисс Эвелина.
– Она сразу насторожилась.
– Тоже станете объясняться в любви?
– Нет, объясняться в любви я не умею. Да и не до этого сейчас. Мне хотелось попросить вас помочь разобраться в одной загадочной истории.
Я вас слушаю…
Мисс Эвелина, скажите, только честно, в тот раз, во время нашей ссоры с Куртом, когда Жан разорвал его чек, а он чуть не задушил меня, вы действительно не бросали в немца камнем?
Она резко взмахнула головой.
– Почему вы снова задаете мне этот вопрос? Я уже говорила, что не бросала. Или вы не верите мне?
– У меня нет оснований не верить вам. Но в тот день такой вопрос мог показаться просто беспредметным, вы могли не придать ему значения и ответить первое, что придет в голову. Но если не бросали камня вы, его бросил кто-то другой. Бросил со стороны леса, бросил удивительно точно и, главное, очень вовремя.
– Как кто-то другой? Разве здесь есть другие люди?
– Вот это я и пытаюсь выяснить сейчас. Потому и повторяю свой вопрос.
– Нет, я не бросала камня. Честное слово! Но может быть, вы ошибаетесь, может, здесь просто какое-то недоразумение?
– Едва ли. К тому же, это еще не все. Я уже показывал вам воткнутый в землю нож. Скажите, вчера вечером, когда я уходил из лагеря, и вправду никто из вас не находил этого ножа и не вонзал его в землю?
– Нет, никто.
– Значит, это тоже сделал кто-то посторонний, ночью, во время нашего сна.
– Невероятно!
– Но и это еще не все. В лесу, неподалеку отсюда, я нашел кусты со срезанными ветвями, срезанными недавно, срезанными ножом. Это мог сделать тоже только человек.
– Значит, вы полагаете…
– Да, можно, кажется, не сомневаться, что на острове живут люди.
– Какой ужас!
– Да нет, я не вижу пока в этом ничего ужасного. До сих пор эти люди проявляли себя лишь тем, что вступались за справедливость или помогали нам в беде.
– Но почему они прячутся от нас?
– Представить не могу, загадка на загадке.
– И потом, кто они, по-вашему, дикари-туземцы?
– Не думаю.
– Почему?
– Трудно допустить, чтобы дикарь-туземец так просто, добровольно расстался с попавшим в его руки ножом. И потом… Я уже сказал вам о срезанных ветках. Так вот, ветки эти были срезаны с цветущего жасмина, словно кому-то понадобился букет цветов. Но такая прихоть могла придти в голову лишь весьма цивилизованному
человеку. И не просто цивилизованному человеку. Букет, скорее всего, был сделан женщиной или предназначался женщине…
– О! Уж не думаете ли вы, что мы попали на тот самый остров, о котором рассказывал капитан Грей, а таинственные аборигены – когда-то высадившееся сюда семейство Томпсонов?
– Я хотел бы так думать. Очень хотел бы! Но разве стали бы эти милые интеллигентные люди прятаться от нас, разве не вышли бы сразу нам навстречу? Да и можно ли предположить, что так точно пущенный камень…
– Был пущен рукой американской леди?
– И даже рукой американского преподавателя всемирной литературы и искусства, – закончил со смехом Денис.
– Да, пожалуй, исключено и то и другое. Но что же, в таком случае, это за люди, где они живут, что делают?
– Не знаю, Эвелина. Ничего пока не знаю. Время покажет.
– А что нам делать теперь, как вести себя?
– По крайней мере не ссориться по пустякам, не давать повод этим людям считать нас дикарями.
– Вы говорили об этом Курту?
– Нет, не говорил. Но сказать придется. Хотя и трудно представить, как он воспримет это с его бредовой идеей стать первооткрывателем, собственником острова.
Журналистка вздохнула.
– Там, в Европе… В общем, пора мне сказать вам…- голос Эвелины перешел на шепот.- Пора сказать вам, что он страшный человек.- Она зябко поежилась и закусила губу, точно эти последние слова вырвались помимо ее воли.
Денис посмотрел на Эвелину долгим испытующим взглядом.
– Не смотрите на меня так. Я знаю, вы не понимаете меня, может быть, даже осуждаете кое за что. Но, во-первых, я много старше вас…
– Полно, мисс Эвелина! Вы еще…
– Я не о годах. Я хочу сказать, что вы не пережили того, что успела пережить я. В этом смысле вы, простите, еще просто ребенок. И потом… Разве вы не знаете, что значит власть денег?
– Власть денег? Здесь, на острове?
– Ах, при чем тут остров! Я говорю о власти денег вообще. И, поверьте, знаю, о чем говорю. Не могу не знать. Для этого достаточно по крайней мере родиться в семье мелкого чиновника, девчонкой потерять отца, остаться с больной, ни к чему не способной матерью и в довершение ко всему иметь еще более или менее привлекательную внешность.
– Я понимаю, Эвелина. Я давно чувствую, что Курт чем-то шантажирует вас. Но ведь не вечно нам жить на этом острове. Пройдет неделя, две, ну, месяц, и вы вернетесь домой, в свою страну.
– В свою страну! А знаете ли вы, что в этой богатейшей, культурнейшей стране мою мать сживут со света только потому, что я не угожу какому-то «денежному мешку». Золото! Кругом одно золото! Как «гибли люди за металл», так и до сих пор… – она махнула рукой и отвернулась.
– Но не везде же так поклоняются золотому тельцу. У нас, например…
– Что у вас? Уж не хотите ли сказать, что все вы там, в вашей стране, бессеребренники? Видела я ваших туристов! А вы сами? Вы не броситесь хоть сейчас в самую отчаянную авантюру, предложи вам мешок денег?
Денис невольно улыбнулся. На память почему-то пришла Тоня. Вспомнились ее последние слова: «Кстати, сколько тебе будут там платить?»
– Я не могу сказать вам за всех моих соотечественников, Эвелина. Но что касается меня, то единственный золотой телец, которому я готов поклоняться, это наука, истина, знания. Ради них я действительно мог бы, наверное, броситься, как вы говорите, даже в отчаянную авантюру. Правда, люди гибнут иногда и за это «золото». Но оно доступно везде и всем. Я рассчитываю даже здесь собрать кое-какой материал.
– Как, вы еще собираетесь заниматься здесь наукой?
– Конечно. Неужели вы думаете, что можно упустить такую редкую возможность? Где и когда еще геолог оказывался на плывущем айсберге из пемзы? Да я облажу его вдоль и поперек! Здесь еще столько непонятного, столько всяких тайн и загадок. Зато, если я смогу во всем разобраться, это будет такой вклад в науку, какого я не сделаю больше за всю жизнь. Вот оно, мое «золото», Эвелина! Впрочем, я надеюсь поделиться им и с вами.
– Нет уж, спасибо! Здесь, сейчас мне такого золота не нужно. И хватит об этом! Пойдемте. И я надеюсь, разумеется, на вашу скромность.
Они выбрались из зарослей, спустились в небольшую лощину.
– Одну минуту, мисс Эвелина, – Денис перебрался через заболоченную низину и, сорвав несколько крупных нежно-розовых орхидей, подал их американке.
– Позвольте тогда подарить вам хоть это.
– Благодарю вас. Цветы… Как это странно, в такой дикой, безнадежно тоскливой обстановке эти роскошные цветы. Вы знаете, Крымов… Ой, мамочка!- она вдруг дернулась, как от удара, подалась назад и, должно быть, зацепившись за корягу, упала навзничь на острые сучья валежника.
– Эвелина, мисс Эвелина, что с вами? – Денис успел заметить, как острый камень молнией просвистел над ее руками и, срезав нежные стебли цветов, с хрустом вонзился в стоящее неподалеку дерево. Камень не причинил Эвелине никакого вреда. Но, падая на сучья, она сильно ободрала руку и теперь с ужасом смотрела на кровоточащий локоть.