Она не знала, как уйти. Похоже, что у него не было желания тотчас же вернуться домой.
— Можно мне проводить вас с пляжа? Сейчас уже темно, чтобы вы могли спокойно гулять одна. — Он улыбнулся, зажмуриваясь от ветра. — К вам может пристать какой-нибудь незнакомец.
В ответ она засмеялась и кивнула в знак согласия. Они спустились с неглубокой дюны по направлению к морю.
— Расскажите мне, как вы увлеклись Уайетом?
— Я думала, что он был самым большим из всех американских художников, которых я когда-либо видела. Но затем, — она посмотрела, как бы извиняясь, ему в глаза, — я полюбила всех французских импрессионистов. И я боюсь, что я забыла об Уайете. Не то чтобы совсем забыла, но в некотором роде разлюбила.
Они пошли вдоль берега вдвоем бок о бок, единственные люди на пляже, и только прибой своим шумом напоминал им о себе. Она вдруг рассмеялась. Это было так нелепо вести беседу об искусстве с незнакомым человеком, шагая по пескам кармельского пляжа. Что она скажет Ким? Скажет ли она ей об этом вообще? В какой-то момент она решила не рассказывать о своем новом друге никому. Ведь это была всего лишь мимолетная встреча в сумерках на пустынном берегу. О чем здесь было рассказывать?
— И вы всегда так быстро способны разлюбить? — Это был не очень умный вопрос, но когда незнакомцы не знают, о чем еще спросить, — вполне объяснимый. Она улыбнулась все же.
— В общем нет. Только когда речь заходит о сравнении с французскими импрессионистами.
Он кивнул с глубокомысленным видом.
— Это звучит разумно. Вы сами рисуете?
— Немножко.
— В манере импрессионистов? — Похоже, он уже знал ответ, и она лишь утвердительно кивнула. — Мне бы хотелось взглянуть на ваши работы. Вы их выставляете?
Она покачала головой, разглядывая волны, гребни которых появившийся первый лунный свет окрасил в радужные цвета.
— Нет, теперь уже нет. Это было лишь раз. Давным-давно.
— Вы разлюбили и живопись тоже?
— Никогда. — Она посмотрела на песок, а затем снова на него и сказала: — Живопись — моя жизнь.
— Почему же вы не выставляетесь?
Его озадачила ее реакция, но в ответ она только пожала плечами. Они дошли до места, откуда она прошла на пляж.
— Здесь я сошла. — Они стояли при свете луны и смотрели друг на друга. В какой-то сумасшедший миг ей захотелось, чтобы его сильные притягивающие руки обняли ее, завернули в его ветровик вместе с ним. — Мне было приятно беседовать с вами. — Ее лицо было удивительно серьезным, когда она заговорила.
— Меня зовут Бен.
Она заколебалась на мгновенье, произнося свое имя:
— Дина.
Он протянул свою руку, чтобы пожать ее, и затем повернулся и зашагал обратно вдоль пляжа. Она смотрела ему вслед, видя его плечи, сильную спину и волосы, развевающиеся на ветру. Она хотела крикнуть: «До свидания», — но ветер поглотил бы ее слова. Он вдруг обернулся, и она подумала, что увидела, как он помахал ей рукой в темноте.
Глава 4
— Где ты так долго пропадала, черт возьми?
Ким, не скрывая своей тревоги, поджидала ее в вестибюле, когда Дина наконец вернулась. Она привела в порядок волосы, разметавшиеся на ветру, и, откинув их от лица, улыбнулась подруге. От ветра ее щеки разрумянились, глаза блестели. Когда Дина начала быстро объяснять, что произошло, Ким неожиданно придумала единственное слово, характеризующее ее состояние: сияющая.
— Я сожалею. Я ушла дальше, чем думала. Пришлось долго возвращаться назад.
— Да, конечно. Я уже начала волноваться.
— Мне жаль, что так получилось.
Дина почувствовала угрызения совести, и Ким смягчила гнев на милость.
— Ну ладно. Бог мой, только дай ей волю на пляже, и она исчезнет. Я думала, возможно, ты встретила там знакомого.
— Нет. — Дина выдержала паузу. — Я просто гуляла.
Она упустила возможность рассказать Ким о Бене. Но что можно было рассказать? Что она встретила незнакомого человека на пляже и стала беседовать с ним об искусстве? Это было бы смешным ребячеством. Или, хуже того, глупым и неприличным. Она также поняла, что, когда она думала об этом, ей хотелось оставить все это при себе. Она его больше никогда не увидит, в любом случае. Зачем тратить силы на объяснения?
— Готова идти ужинать?
— Да, конечно.
Они прошагали два квартала в направлении «Пайн Инн», заглядывая в витрины магазинов, болтая о друзьях. Им всегда было легко в общении, и только в тишине Дина вновь предавалась своим мыслям. Она поняла, что ее заинтересовала неизвестная ей картина Уайета, о которой Бен сказал, что она у него есть. Так ли это было на самом деле, или это простое бахвальство? Разве в этом было дело? Ей хотелось думать, что нет.