— Я тут болтаю о пустяках, — пробормотал он после быстрого выступления о том, как подтвердить модели разума. Его речь состояла из отдельных коротких предложений[129].
Даже его внешность была странноватой. Большая, круглая голова казалась полностью лысой, но на самом деле на уши и затылок спадали светлые и прозрачные, как оптическое волокно, волосы. Он был подпоясан плетеным ремнем, который не только поддерживал брюки, но еще и сумку, и небольшой футляр для кусачек с заменяемыми насадками. С животиком и слегка азиатскими чертами лица он напоминал Будду, реинкарнированного в гиперактивного хакера.
Казалось, что Минский не может или просто не хочет долго находиться в одном и том же эмоциональном состоянии. Вначале, как и предсказывали, он оправдал свою репутацию ворчуна и архиредукциониста. Он выразил презрение к тем, кто сомневался, что компьютеры могут обладать сознанием. Сознание — это тривиальный вопрос, сказал он.
— Я решил его, и я не понимаю, почему люди меня не слушают.
Сознание — это просто тип короткой памяти, «низкосортная система для ведения счетов». Компьютерные программы, такие как LISP, которые имеют свойства, помогающие восстановить их этапы обработки данных, «очень сознательны», более, чем люди с их жалко мелкими банками памяти.
Минский назвал Роджера Пенроуза трусом, который не может принять, что реальность в целом может быть объяснена законами физики, и поднял на смех гипотезу Джералда Эдельмана как теорию обратной связи. Минский пренебрежительно отозвался даже о Лаборатории искусственного интеллекта Массачусетского технологического института, которую сам основал и в которой мы с ним встречались.
— В настоящее время я не считаю ее серьезным исследовательским учреждением, — объявил он.
Однако когда мы бродили по лаборатории в поисках места проведения лекции об играющем в шахматы компьютере, произошла метаморфоза.
— Разве здесь не должна проводиться лекция о шахматах? — спросил Минский у группы исследователей, болтавших в комнате отдыха.
— Она была вчера, — ответил кто-то.
Задав несколько вопросов о лекции, Минский рассказал об истории играющих в шахматы программ. Минилекция превратилась в воспоминания о друге Минского Айзеке Азимове, который только что умер. Минский рассказал, как Азимов, введший в широкое употребление термин «робот» и исследовавший метафизические осложнения в своей научной фантастике, всегда отклонял приглашения Минского посмотреть на роботов, создаваемых в Массачусетском технологическом институте, из страха, что на его воображение «будет давить скучная реальность».
Один из исследователей, находившихся в комнате отдыха, заметив, что у него с Минским одинаковые кусачки, вынул свой инструмент из футляра и в мгновение ока поставил насадку на место.
— Защищайтесь! — воскликнул он.
Минский, улыбаясь, достал свое оружие. Он и тот, кто бросил ему вызов, несколько раз сделали выпады в сторону друг друга со своими кусачками, напоминая панков, практикующихся с выкидными ножами. Минский комментировал и разносторонность, и — важный для него момент — ограниченность кусачек: его собственные несколько раз зажали его во время маневров.
— А сами собой они могут разобраться? — спросил кто-то.
Минский и его коллега обменялись улыбкой понимающих друг друга людей при этой отсылке к фундаментальной проблеме роботехники.
Позднее, возвращаясь в кабинет Минского, мы встретили молодую кореянку на большом сроке беременности. Она писала диссертацию и должна была на следующей день сдавать устный экзамен.
— Нервничаете? — спросил Минский.
— Немного, — ответила она.
— Не следует, — сказал он и нежно приложился лбом к ее лбу, словно пытался передать ей часть своей силы.
Наблюдая за этой сценой, я понял, что существует несколько Минских.
Так оно и должно быть. Разнообразие является центральным во взгляде Минского на разум. В книге «Общество разума» (The Society of Mind, 1985) он утверждает, что мозг содержит много разных, высокоспециализированных структур, которые возникли, чтобы решать различные проблемы[130].
— У нас есть много видов обучающих машин, — объяснял он мне, — каждая из которых возникла для исправления технических недостатков или для адаптации других машин к проблемам мышления.
129
Я брал интервью у Минского в Массачусетском технологическом институте в мае 1993 г. Во время интервью Минский подтвердил, что в 1966 г. он дал аспиранту Джералду Суссману задание на лето: спроектировать машину, которая могла бы опознавать предметы, «видеть» их. Нет необходимости говорить, что у Суссмана ничего не получилось (хотя в дальнейшем он и стал сотрудником Массачусетского технологического института). Искусственное зрение остается одной из самых сложных проблем в искусственном интеллекте.
130
Книга полна острых замечаний, которые показывают двойственность Минского в вопросе последствий научного прогресса. См., например, эссе на c. 68 под названием «Самопознание опасно», в котором Минский объявляет: «Если бы мы могли преднамеренно взять под контроль наши системы удовольствия, мы могли бы воспроизводить удовольствие успеха без необходимости в самом деле достигать чего-то. И это было бы концом всего». Гюнтер Стент предсказывал, что этот тип нервной стимуляции будет свирепствовать в «новой Полинезии».