С 1988 года Хойл живет в высотном многоквартирном здании в Борнмуте, городе на южном побережье Англии. Когда я приехал к нему, его жена Барбара впустила меня в дом и провела в гостиную, где Хойл сидел в кресле перед телевизором и смотрел матч по крикету. Он встал и пожал мне руку, не отрывая глаз от экрана. Жена мягко побранила его за невежливость, подошла к телевизору и выключила его. Только после этого с Хойла словно спало наваждение, и он переключил свое внимание на меня.
Я ожидал найти Хойла эксцентричным и обозленным, но он был скорее дружелюбным. У него толстый приплюснутый нос, выступающая вперед челюсть и склонность употреблять жаргонные словечки — коллег он называл «малые», а теорию Большого Взрыва — «внезапный удар». Он имел вид основательного и общительного рабочего. Казалось, что Хойл упивается ролью белой вороны.
— Когда я был молод, старики смотрели на меня как на молодого возмутителя спокойствия, а теперь я стар, и молодые смотрят на меня как на такого же старика, — он усмехнулся. — Я сказал бы, что ничто не задело бы меня сильнее, чем если бы на меня смотрели как на попугая, который из года в год повторяет одно и то же, как это делают многие астрономы. Я крепко призадумался бы, если бы кто-то пришел и сказал: «То, что вы говорите, технически неверно». Вот это бы меня взволновало.
На самом деле Хойла обвиняли и в повторениях, и в технических ошибках[82].
У Хойла была способность выражаться разумно — по крайней мере так звучали его аргументы, например когда он доказывал, что семена жизни должны были прилететь на нашу планету из открытого космоса. Хойл однажды заметил, что стихийное зарождение жизни на Земле было настолько же вероятным, как если бы торнадо, пролетающий по свалке, собрал из валяющегося там хлама «Боинг-747». Рассуждая на эту тему во время нашего интервью, Хойл заметил, что встречи с астероидами сделали Землю необитаемой по крайней мере около 3,8 миллиарда лет тому назад и что клеточная жизнь почти точно появилась 3,7 миллиарда лет тому назад. Если представить всю историю планеты за 4,5 миллиарда лет как одни сутки, продолжал рассуждать Хойл, то жизнь появилась примерно в последние полчаса.
— И еще нужно придумать ДНК: в эти полчаса вам нужно сделать тысячи ферментов, — пояснил он. — И все это — в очень враждебной среде.
Пока Хойл говорил, я вдруг обнаружил, что киваю головой. Да, конечно, жизнь не могла зародиться здесь. Что может быть более очевидным? Только позднее я понял, что в соответствии с расписанием Хойла обезьяны превратились в людей примерно 20 секунд назад, а современная цивилизация появилась меньше, чем одну десятую долю секунды назад. Невероятно, но это случилось.
Хойл впервые серьезно задумался о происхождении Вселенной вскоре после Второй мировой войны, во время долгих дискуссий с двумя другими физиками — Томасом Голдом (Thomas Gold) и Германом Бонди (Hermann Bondi).
— У Бонди был родственник — казалось, что у него везде родственники, — который прислал ему ящик рома, — вспоминал Хойл.
Попивая ром Бонди, три физика занялись разгадыванием вечной загадки для молодых и увлеченных: как мы появились?
Обнаружение того, что все галактики удаляются друг от друга, уже убедило многих астрономов, что Вселенная взорвалась в определенное время в прошлом и все еще расширяется. Основное возражение Хойла против этой модели было философским. Нет смысла говорить о создании Вселенной, если еще не было пространства и времени для создания в них Вселенной.
— Теряется универсальность физических законов, — объяснил мне Хойл. — Физики больше нет.
Как решил Хойл, единственной альтернативой этой абсурдности является только то, что пространство и время должны были существовать вечно. Таким образом он, Голд и Бонди изобрели теорию стабильного состояния, утверждающую, что Вселенная бесконечна как в пространстве, так и во времени и постоянно порождает новую материю, но механизм этого порождения до сих пор неизвестен.
82
См., например, рецензию в журнале «Нейчур», 13 мая 1993 г., c. 124 на книгу: