Прислуга не видела, как она ушла. Автобус почти пуст. Нет, она не отчаивалась. Избыток страсти превращался у нее в ненависть. Прежде даже, чем вообразить себе сцену с Жоржем и обдумать, с чего начать с ним разговор, она представляет себе, как появится сегодня вечером на улице Бак и застанет врасплох свою преступную мать, прервав ее первый сон. Нельзя же в полночь отправляться прямо в отель «Шмен де фер де л'Уест». Как только настанет утро, она побежит туда, разбудит Жоржа. О! Для нее это будет сушим пустяком… Ей хочется верить в свои силы. Ночь будет долгой, но разговоры с матерью помогут ей убить время. Она обращала на Терезу ту исступленную ярость, которую унаследовала от нее же, но которая не уравновешивалась у Мари критическим отношением к жизни. Надо, однако, думала она, сохранять хладнокровие, все у нее выведать, возможно, даже добиться от нее, чтобы она написала Жоржу письмо, в котором она отречется от своих слов. Одним словом, там будет видно…
Таким образом, в то время как Тереза, уже сутки не смыкавшая глаз, сидела у себя в постели, притворяясь спокойной, чтобы избавиться от присутствия Анны, внушавшей ей теперь ужас и отвращение, над ней сгущались грозовые тучи, идущие со стороны ее ланд. Как ни подозрительна стала несчастная, ей все же казалось, что в этот день уже прошли все сроки для нападения на нее, для неожиданной атаки. Анна, очевидно, сейчас у себя в комнате на восьмом этаже, со вчерашним незнакомым мужчиной… В квартире никого, все двери на запоре. Благодаря тому своеобразному перемирию, какое обеспечивала ей ночь, Тереза на минуту забыла о своих преследователях: минуя невидимый кордон вражеской армии, она возвращалась к своим прежним, ничего не значащим страданиям, вспоминала последний удар, полученный ею перед самым открытием ужасного заговора… Ей припомнилась фраза Жоржа, которую повторил ей Монду: «Главное, чтобы она ушла, чтобы я ее не видел больше!» Он, он сказал это, сказал тем же голосом, которым за несколько часов до того произносил такие нежные слова…
Ах! Да будет он все же благословен за эти несколько дней надежды, за эти краткие минуты ослепления и уверенности. Даже и сейчас Тереза находит эту каплю воды и, как бы желая утолить ею жажду, подносит ладони к губам. В сущности, они не сделали ничего плохого; никаких дурных мыслей не возникает у нее, когда она думает о Жорже. Она только мечтает о том, как она кладет ему на плечо свою бедную, погибшую голову… Ах! Враг не замедлил воспользоваться этими несколькими минутами невнимания. Отчаянный звонок. Терезе кажется, что это ей снится, она хватает себя за голову. Раздается второй, настойчивый, на этот раз уже яростный звонок.
Тереза встает, зажигает люстру в передней, на секунду прислоняется к стене (ведь питается она только чаем и сухарями).
— Кто там?
— Это я… Мари.
Мари! Итак, первый удар будет нанесен ею. Тереза не сразу осмеливается отойти от стены. С трудом подходит она к двери, напоминая себе о своем решении: молча снести все, не делать ни единого жеста для самозащиты.
— Входи, Мари, входи, моя девочка.
Тереза стоит под люстрой. Мари с открытым ртом замерла перед этим привидением.
— Идем в гостиную, дорогая. Я не в состоянии долго стоять.
Спохватившись, Мари повторяет про себя: «Какое изумительное притворство!» Сколько раз видела она в течение нескольких дней, как Тереза меняла свою внешность! Это один из приемов ее коварства.
Достаточно ей откинуть со лба свои жалкие три волоска.
— Как ты поздно приехала!
— С двенадцатичасовым.
Она думала, что мать станет задавать ей вопросы. Но Тереза, не говоря больше ни слова, смотрела на нее в ожидании удара. Невозможно было выдержать ее пристальный взгляд. Еще один трюк: эта манера смотреть на людей в упор.
— Знаете, зачем я приехала?
Тереза наклонила голову.
— Как видите, реагирую я на все быстро. К счастью!.. Но почему вы это сделали?