— Юрген, ты там?
Мгновение ничего не происходит, а потом я слышу шорох и до меня доносится слабый голос:
— Ката.
Наплевав на осторожность, я ускоряю шаг, свет пляшет по ступеням, и вскоре я вижу земляной пол, спрыгиваю на него и оказываюсь в небольшой кладовой, заставленной пустыми стеллажами. Кисло пахнет испражнениями. За стеллажами на полу, прислонившись спиной к стене, сидит доктор Хиршбигель и, щурясь, глядит на меня, прикрыв глаза рукой. Я опускаю фонарь чуть ниже, чтобы не слепить его.
— Ката, это и правда, ты, — он улыбается и я, поддавшись порыву, бросаюсь к нему, опускаюсь рядом на колени, и крепко обнимаю, и он стискивает меня в объятьях в ответ.
— Я боялся, они тебя убили, — шепчет он и прижимается небритой щекой к моей щеке, а я внезапно понимаю, что плачу от счастья. — Как ты? — он ощупывает меня в темноте, чуть отстраняет, касается пальцами лица и замирает. — Почему ты плачешь?
— Нервы ни к чёрту, — я смущенно утираю мокрые щеки, беру его за руки, заглядываю в лицо. — Ты цел?
Доктор кивает, но я вижу: он выглядит измождённым, а на лице несколько свежих ссадин.
— Я вытащу тебя отсюда, — шепчу я. — Не знаю как, но вытащу. Ты должен вернуться назад и предупредить наших.
— О чём, — Юрген перехватывает мои ладони и сжимает.
— Я все расскажу, но у нас мало времени. Он дал мне всего пятнадцать минут, потому слушай и не перебивай…
Сбивчиво пересказываю доктору все, что узнала вчера от Рози и Карла. Рассказ выходит сумбурным, но Юрген согласно кивает, а когда я заканчиваю, говорит:
— Мы должны бежать, ты права. Битва в городе — шанс для наших, мы сможем перебить их всех, пока они заняты сражением. Мартин говорил: у нас наберется около пятидесяти бойцов, здесь у них нет шансов, а там, в общей неразберихе, мы сможем победить, только… — он умолкает, кусает губу.
— Что?
— Как мы выберемся отсюда? Я пытался, но ничего не вышло, дверь не сдвинуть.
— Снаружи это сделать проще, — я чуть улыбаюсь кончиками губ. — Сегодня ночью я вернусь за тобой и вытащу отсюда. У меня полно времени до темноты, что-нибудь придумаю.
— И что дальше? Пока меня вели сюда, я видел, в деревне полно байкеров. Как ты хочешь сбежать?
— Возьмешь мотоцикл, они тут кругом, и поедешь в бункер. Ты должен успеть, если не станешь останавливаться и…
— А как же ты? — перебивает он. — Ты говоришь так, словно собираешься остаться здесь, с этим чудовищем.
— Собираюсь, — я киваю. — Со мной у тебя не будет шансов. Крумбайн не отпустит меня, я нужна ему и если мы убежим вдвоем, он пустит за нами погоню.
— Нет, я не уеду один, это трусость и…
Я кладу ладонь ему на губы и качаю головой.
— Нет, это не трусость. Ты должен, Юрген. Они, так или иначе, убьют меня, но если ты сможешь добраться до Мартина, то все будет не напрасно.
Доктор пристально смотрит мне в глаза, и я вижу, что решение дается ему нелегко, но он соглашается. Я убираю руку, и сама не знаю зачем, наклоняюсь и целую его в губы. Юрген замирает на мгновение, а потом обхватывает меня руками за голову и отвечает с такой страстью, что я пугаюсь и толкаю его в грудь ладонями.
— Прости, — он тут же отпускает меня. — Я не должен был, но…
Доктор не заканчивает, потому что сверху раздается скрип открываемого люка и до нас доносится голос Густава:
— Пора, Господин будет сердится.
— Мне нужно идти, — я еще раз обнимаю доктора и шепчу на ухо. — Но я вернусь за тобой, обещаю.
— Я буду ждать, — отвечает он шепотом, и я поднимаюсь с колен и ухожу не оборачиваясь. На душе скребут кошки — я дала ему обещание, которое могу и не выполнить.
Выбравшись поверхность, я еще раз оборачиваюсь на люк, наклоняюсь рассеяно отряхиваю брюки от налипшей земли. Утром, к моей радости Розалин принесла мне вполне приличный спортивный костюм, взамен кружевного платья. Густав запирает люк, возвращает на место тачку, смотрит на меня и спрашивает:
— Ну что, заговорил?
В первое мгновение я не понимаю, что он имеет в виду, и растерянность отражается на моем лице.
— Пленник, смогли допросить его? Мы с Паулем пытались, но он молчит.
— Что вы с ним делали? — я буквально бросаюсь на мужчину и лишь в последний миг удерживаюсь от того, чтобы схватить его за грудки и хорошенько встряхнуть.
— Ничего такого, дали пару раз по зубам, — Густав смотрит с непониманием. — Господин приказал беречь его, говорит, что он важная птица. Кто этот человек?
— Не твое дело, — я отступаю, разжав кулаки. — Отведи меня к Господину, а потом отнесите пленнику еду и воду. И чтобы пальцем его не трогали, я приду, завтра и проверю.
Ложь Крумбайна играет мне на руку, мелкие сошки вроде этих охранников считают меня главной. Густав вытягивается по струнке и несколько раз кивает в знак согласия.
Карл ждет меня в гостиной, он лениво играет в карты с Паулем, на столе перед ними остатки завтрака: тарелки, чашки, куски недоеденного хлеба. В тот момент, когда мы пересекаем порог, Карина собирает посуду, но Крумбайн раздраженно машет рукой, и девочка поспешно выходит из комнаты, не закончив свою работу. Прислуга днем, и наложница ночью — от этих мыслей все во мне кипит злобой, но я не произношу ни звука. Нельзя рисковать всем ради незнакомой девчонки, как бы мне не хотелось спасти её.
— Закончила? — Крумбайн бросает карты и поднимается. — Добилась результата?
— Я узнала все, что требовалось, — отвечаю я. Карл кивает и идет к дверям, я направляюсь следом, а Пауль и Густав, к моей радости, остаются в гостиной.
Выйдя за калитку Карл, поворачивается ко мне и говорит с усмешкой:
— Теперь ты убедилась, твой приятель жив и здоров. Я выполнил свою часть сделки, теперь дело за тобой, Ката.
— Что от меня требуется?
— Делать вид, что мы с тобой лучшие друзья, — он беспардонно берет меня за талию. Рука у него костлявая, а хватка крепкая как клещи. — Если справишься, то послезавтра твой друг окажется на свободе. Даю слово.
— А если нет?
— Тогда он умрет медленной мучительной смертью на твоих глазах, — Крумбайн облизывает губы. — Я сделаю так, что ты даже зажмуриться не сможешь. Я заберу твою волю, и заставлю смотреть на его мучения. Буду отрезать от него по маленькому кусочку пока он не сдохнет.
— Ты чудовище, — шепчу я. Карл смеется.
— Это лучший комплимент от такой, как ты, — он отпускает меня. — Идем, у нас еще много дел.
— Что ты задумал, Карл? — спрашиваю я, нагоняя его. — Я должна знать к чему готовится.
— Пока рано говорить, — он даже не оборачивается, так и идет, чуть сгорбившись и не сбавляя шага. — Но ты узнаешь, когда придёт время.
Я больше не задаю вопросов, какой в них смысл, когда ответов все равно не получишь. Мы направляемся в храм, я понимаю это, когда Карл поворачивает на соседнюю улицу и высокий шпиль центральной башни заслоняет от нас солнце. В прошлый раз я входила в храм через главный вход, там, где дежурят двое охранников, а в этот Карл приводит меня с другой стороны и к своему изумлению, я вижу белый фургон Петера, аккуратно припаркованный на заднем дворе, в тени цветущих лип.
Я замедляю шаг, и, проходя мимо фургона, заглядываю внутрь через разбитое окно задней двери.
— Его там нет, — Карл говорит это в самое ухо, я вздрагиваю от неожиданности.
— Кого? — я отступаю на шаг, мне не нравится близость Крумбайна.
— Твоего приятеля, старика с клюкой. Ты ведь его там искала? — он распахивает дверь фургона, и теперь я вижу — внутри пусто. — Фургон мои ребята пригнали, когда вас поймали. Мне он не нужен, но не бросать же посреди дороги.
— Ты вчера сказал, что меня избили враги, но ведь это был твой человек? — я провожу ладонью по все еще припухшей скуле.
— Разумеется мои, — он теряет интерес к фургону и снова подходит ближе, его будто тянет ко мне магнитом.
— Но разве они не расскажут правду и твоя ложь не раскроется?
— Мертвые обычно не болтливы, — он криво усмехается, — а для живых у меня есть свои рычаги.
— Ты убил тех людей? — я округляю глаза и удерживаю себя, чтобы не отступить снова, когда Крумбайн протягивает руку и касается моей щеки. Ему, судя по всему, доставляет удовольствие мой страх, и единственный способ прекратить это — не реагировать.