Пятно света мгновение пляшет по покрытым мхом каменным стенам, а потом он направляет луч снова на замочную скважину. Ключи у меня в одном из карманов армейских брюк. Большая связка, все ключи от помещений Замка, половину из них я никогда не использовала и даже не знаю, какие двери они открывают.
Нахожу нужный ключ и открываю замок, а потом толкаю решетку, но она не поддается.
— Отойди на шаг, — прошу Тилля, и он молча подчиняется.
Я тоже делаю пару шагов назад, а потом ударяю подошвой ноги в тяжелом ботинке по прутьям. Дверь резко распахивается и ударяет по стене. Сыплются хлопья ржавчины, с потолка падает паук и повисает на тонкой ниточке прямо у меня перед лицом.
— Могла бы попросить помочь, было бы меньше шума, — говорит Тилль, по голосу мне кажется, что он улыбается.
— Я знала что справлюсь, — отвечаю ему и вхожу в открывшийся проход. Тилль идет за мной, подсвечивая фонариком.
Запираю за нами решетку, не хочу, чтобы кто-то проник в Замок, хотя шанс что кто-нибудь догадается искать вход внутрь через грот минимальный. Но я никогда не рискую в таких вещах. Если можешь сделать что-то как следует, то сделай. Так говаривал мой папаша, хотя сам никогда не следовал этому правилу.
Сразу за решеткой широкий зал, тут нет ничего кроме каменной статуи. Бородатый мужик в доспехах. Тилль светит на статую фонарем, а потом спрашивает.
— Кто это такой?
— Понятия не имею, — прохожу мимо статуи, не задерживаясь, я очень устала и хочу скорей покончить с этим и забраться под душ.- Какой-нибудь предок, наверное. Стефан никогда не рассказывал.
— Мне жаль, что Стефан умер, — говорит Тилль очень тихо. — Он был хорошим человеком.
Поворачиваюсь и смотрю на него, раздумывая, стоит ли сказать ему правду о том кем был мой муж на самом деле, но решаю, что не стоит. Вместо этого просто благодарю:
— Спасибо, мне тоже очень жаль.
Тилль делает шаг в мою сторону и мне на мгновение кажется, что он снова хочет обнять меня, но он лишь легонько хлопает меня по плечу и отдает фонарь.
Мы идем дальше по просторному каменному залу со сводчатыми стенами, на которых висят факелы. Они тут, наверное, с сотворения времен и я не думаю, что даже если бы хотела, смогла бы их зажечь. Пока мне хватает и фонаря, но если дела пойдут плохо и мир продолжит свое стремительное движение назад, тогда не исключено что придется привыкать к факельному освещению и прочим атрибутам средневековой жизни. В конце зала прямо в каменной стене стрельчатая арка и сразу за ней полукруглая дверь.
— Нам туда? — Тилль уже рядом со мной и с любопытством смотрит на вход в подземелье. — Выглядит она жутковато.
— Не думала, что тебя могут испугать подобные вещи, — отвечаю ему с улыбкой и сама удивляюсь, что в подобной ситуации могу пускай и вяло, но шутить.
— Я не говорю, что она меня пугает, я говорю, что выглядит зловеще, словно за ней спрятаны все мрачные тайны вашего рода.
Молча отдаю ему фонарь и вынимаю ключи из кармана. Мрачные тайны у нашего рода действительно есть, да только вот стоит ли вспоминать о них после смерти Стефана, или пускай они будут погребены навеки?
За дверью темный коридор, он оканчивается винтовой лестницей, первой в бесконечной череде ей подобных. Она приводит в комнату с низкими сводами. По центру каменный стол с воронкообразным отверстием посередине и множеством символов на нем, и мне страшно даже представить для чего его здесь установили. Воздух тут тяжелый, спертый. Я в своей толстовке почти сразу покрываюсь испариной. Фонарь снова у Тилля, он с интересом осматривается по сторонам, и пока он занят, я снимаю рюкзак, достаю воду и с жадностью делаю несколько глотков.
— Жертвенный алтарь, звезда водолея, крест беспорядка, — говорит он задумчиво.- Кем были предки Стефана? Сатанистами?
Пожимаю плечами и протягиваю ему бутылку. Я и сама толком не знаю. Стефан никогда не говорил мне о той части своей жизни, которая была до меня, но судя по тому, что он рассказал незадолго до смерти, возможно Тилль совершенно прав. Он берет бутылку, пьет и возвращает ее мне.
— В этом замке жили его родители, а они с сыном не были близки. Потому я мало что знаю о его предках.
— Откуда же ты знаешь про тайный вход?
— Последние полгода после того как его отец и мать умерли, мы жили с ним здесь. Тут идеальная система защиты и можно было не волноваться о нападении. Если бы мы не вернулись в Берлин, то Стефан был бы…
Прерываю себя на половине фразы, потому что не люблю все эти «если». После того как сделал выбор никаких сожалений быть не должно.
— А зачем вернулись?
Я не отвечаю и иду к следующей лестнице. Не знаю, могу ли открыться Тиллю, возможно он возненавидит меня, узнав правду. Я почти не знаю его как человека. Любовь к музыке, которую он пишет, не дает мне право считать, что я его понимаю. Возможно, позже я все ему расскажу, но точно не сейчас.
Поднимаюсь по узким каменным ступеням, стараясь ступать осторожно, и все еще думаю о Тилле. Кажется, у него была семья в Берлине. Где они сейчас? И где другие участники группы? Все кто мог, и у кого были возможности уехали из города еще в самом начале, почему же он остался? Мог ли он тоже иметь ко всему эту отношение?
Через полчаса ощущаю себя словно выжатый лимон. Я не в лучшей форме. Три недели почти без движения сделали из меня рохлю. Мы еще даже не добрались до винных погребов, а я уже дышу так тяжело, словно только что закончила марафон Iron Man, притом с одним из лучших результатов. Это недопустимо. Завтра же возобновлю тренировки. Мне нужно быть сильной и выносливой, чтобы сделать задуманное. Главари банд весьма опасны и постоянно начеку.
Тилль чуть отстает, он где-то на середине подъема. Фонарь у него и сейчас я стою в кромешной темноте. Идти дальше наощупь опасно. Прислоняюсь спиной к прохладной стене и жду.
Тилль задал правильные вопросы о предках Стефана, и мне самой давно нужно было узнать историю древнего рода Эльбах-фон-Нольмен. Наверняка можно покопаться в старинной библиотеке на третьем этаже и разыскать что-то. Я ни разу не пыталась сделать это, когда мы жили тут со Стефаном, хотя имела такую возможность. Словно боялась услышать правду о собственном муже, такую правду, которая сделала бы наш брак невозможным. «Но ведь в конечном итоге именно это и случилось, ты узнала нечто ужасное», произносит мой внутренний голос и я не могу с ним не согласится.
Луч фонаря сначала освещает стену напротив, а потом буквально бьет мне в глаза.
— Эй, не надо так, — восклицаю недовольно и прикрываю лицо рукой.
— Извини.
Тилль дышит ртом. Он с трудом произносит даже это единственное слово, и я радуюсь, что почти все лестницы закончились. Теперь нас ждет недолгая прогулка по пологому тоннелю, один единственный подъем, а после выход в винные погреба, из которых уже рукой подать до жилых помещений Замка.
— Ничего, ты не виноват, — у меня перед глазами все еще пляшут круги, и я жду, пока зрение полностью вернется.
— Не думал, что это настолько сложно, — он довольно быстро восстанавливает дыхание и меня это радует.— Что за садисты строили эти лестницы?
— Их делали для отступления, чтобы спускаться, а не лезть вверх. К тому же когда лестница крутая и проход узкий проще держать оборону, — объясняю я.
— А говорила, ничего не знаешь, — он хитро улыбается.
— Это мне Стефан рассказывал, когда мы выходили через этот проход.
Тилль кивает, а потом спрашивает уже серьезно:
— У тебя есть часы? Сколько мы уже идем?
Часы у меня есть. Я задираю рукав и протягиваю ему руку ладонью вниз. Он светит фонарем и вглядывается в механический циферблат. Раньше у меня были чудесные умные часы с подсветкой и прочими незаменимыми функциями, но от комфорта пришлось отказаться в пользу безопасности.
— Уже почти одиннадцать, — говорит Тилль и поднимает на меня взгляд. Глаза мутные, усталые.
— Ты себя как чувствуешь? — спрашиваю с тревогой.
— Пока не сдох, — он пытается улыбнуться, но его улыбка выглядит жалко. — Ты права, у меня жар, но от того что я стану ныть никому лучше не станет, не так ли? Давай доберемся уже до твоего Замка и тогда я позволю себе расклеиться. И если ты захочешь оказать мне первую помощь, то я даже не скажу ни слова против.