На главной улице поселка, где было немножко светлее, Анри сказал:
— Ну, теперь прощайте, господин Андреани.
Но тот вдруг ответил:
— Как же вы пойдете один? Разве вы не знаете, до чего они злы на вас? Не понимаете, что вам угрожает?
— Не надо преувеличивать, — сказал Анри; тревога старика вызвала у него улыбку.
— Теперь я знаю дорогу и прекрасно сам ее найду. Я вас провожу.
У Анри чуть не вырвалось: «Зачем? Это нелепо!» Он подумал: «Что это за комедия? Я его проводил, он мне хочет отплатить той же любезностью. Так мы и будем прогуливаться всю ночь? Да если что-нибудь и случится, какая от него помощь? Еле на ногах держится. Хорош телохранитель!» Но все-таки Анри сдержался и не сказал этого. Порыв Андреани уже не казался ему смешным. Он только мягко попробовал уговорить старика:
— Господин Андреани, ведь мне до дому не так уж далеко идти…
— Я вас не спрашиваю! Извольте слушаться.
Подумайте, как расхрабрился! Может быть, тут сыграла роль ночная тьма — старик не видел лица молодого докера, который был выше его на три головы. Да, вероятно, темнота вернула Андреани его самоуверенность, его прежний твердый голос. Он заговорил властным тоном, каким отдавал когда-то приказания подчиненным в «своей» гостинице.
— В таком случае, пошли поскорее, а то я начинаю замерзать!
Но после того, как они пожали друг другу руки и Анри скрылся в подъезде, не найдя, что сказать на прощанье — много ли выразишь простым «спасибо»? — после того, как стукнула окованная железом дверь, Андреани бросился бежать, словно испуганный ребенок. Он бежал опрометью, все время оглядывался, озирался. Удивительно, как он не сбился с тропинки, которую, к счастью, сразу же нашел между ямами бывших подвалов. С ближайшей наблюдательной вышки до него доносились звонкие в морозном воздухе голоса, непонятные и чужие, как в дурном сне. Луч прожектора обшаривал поле. Едва ли он искал старика Андреани, но бедняге казалось, что страшный луч охотится именно за ним…
— Кто там? Ты? — спросила Карлотта. Она лежала на кровати и, глядя в темноту широко открытыми глазами, ждала его. Андреани, не сняв пальто, бросился к ней и, задыхаясь, в полном изнеможении, заплакал, как ребенок.
— Что служилось, боже мой! Говори же… Я ничего не понимаю.
— Да что ж тут понимать, Карлотта? Я уж и сам не знаю, что я делаю.
Анри немедленно послал Полетту за Гиттоном, Буваром и Дюпюи.
— Позови и младшего Дюпюи, — крикнул он ей вдогонку.
Теперь, когда все они живут на одной площадке, их недолго собрать. Время не терпит. Нужно сегодня же ночью составить и выпустить листовку, чтобы сорвать провокацию. А потом можно будет еще что-нибудь предпринять. Гиттон вскочил на велосипед и помчался предупредить товарищей в федерации и, если еще не поздно, сообщить в газету…
Жожо сперва не хотел верить, потом возмутился:
— Вы что, за дурака меня принимаете? Неужели вы думаете, что им удалось бы меня обкрутить?
Потом он отошел в сторону и долго стоял один, весь бледный, желтый, как будто обидевшись на товарищей. А они тем временем уже занялись листовкой. Наконец Дюпюи подошел к столу и, встав за спиной отца, сказал:
— Они, видно, находят, что еще мало заставили меня убивать людей! Что ж, придется им и за это поплатиться.
Полетта тихонько показала на него Анри и с деланно безразличным, снисходительным видом сказала:
— Вот видишь! Я не зря спросила про «народовольцев»… Может быть, я и витала в небесах, но не так уж, как тебе это показалось. Вот видишь!
Ни Бувар, ни старик Дюпюи, ни Жожо ничего не поняли.