— Наверняка римлян уже предупредили, — вставил осторожный Варфоломей, чей отец и старшие братья пали во время мятежа Иуды из Гамалы.
— Что из того? Их немного. Легионеров всего тридцать сотен, фарисеи и саддукеи не располагают большим числом вооруженных слуг. Ну, пусть наберется еще двадцать сотен.
— В таком случае получается, что их сила равна нашей! — мгновенно подсчитал Иоанн.
— Ты забываешь про толпу!
— Толпа немногого стоит. Она легко вспыхивает, но столь же легко и остывает. Потом, римляне отменные воины. Каждый из них в бою стоит по крайней мере двоих наших.
— Это смотря про кого ты ведешь речь! — угрожающе проворчал Иаков, чье могучее тело напоминало колоду, с толстенными ветвями рук и ног.
— Не тебя и, конечно, не Симона. Но далеко не все сикарии столь сильны и умелы в обращении с ножом или мечом.
— А что ты скажешь о пяти сотнях сынов Света? Утром они должны подойти к стенам города.
Шева, внимательно наблюдавшая за Иисусом заметила, как гневно вспыхнул его взгляд.
— Ты все же призвал на помощь братьев? Вопреки моему запрету?
Фома почти пренебрежительно махнул рукой:
— Что им чей-то запрет. Они пожелали участвовать в воине против детей Тьмы! — В его голосе можно было различить издевку. — Я не смог воспрепятствовать им. Эти парни выучены и вооружены не хуже, чем римляне. Итого: у нас явный перевес. Прибавьте к этому разобщенность римлян. Во время Пасхи большая часть их будет послана сладить за порядком в городе. Они разобьются на десятки. Сотня сикариев без труда совладает с десятком римлян!
Но Иоанн не желал уступать, хотя доводы соперника и казались весомее.
— Это как сказать.
— А здесь нечего говорить! — вмешался Иисус. Он уже опорожнил чашу почти наполовину, глаза Учителя ярко блестели. — Хорошо, мы побеждаем. Что дальше?
— Мы объявляем тебя царем Израиля.
— Не Царем я пришел сюда, а пастырем людским! — вздохнул Иисус. — Но пусть один из нас, я или ты, станет царем. Ты полагаешь, римляне смирятся с этим?
На лице Фомы появилась ухмылка.
— А вот здесь и настанет черед твоей силы, которую ты с необъяснимым упорством отказываешься применить против наших врагов в городе. Ты поразишь вражьи войска огнем и градом и спасешь избранный Богом народ!
Ты забываешь, чего я желаю, близнец мой возлюбленный Фома! — протянул Иисус. — Не народ, а народы подпадут под мою руку. И не принуждение, а добрая воля свершит все это!
— Так и придут римляне под твою руку! — дерзко воскликнул до того помалкивавший Иоанн, чье лицо было помечено римским шрамом: от виска до самой шеи.
— Придут! — убежденно сказал Иисус. — И не только они. И кельты, и германцы, и многие другие все они займут место под моими знаменами!
— Вот уж славное будет воинство! — протянул Фома. — А не слишком ли ты много на себя берешь, братец, прекословя общей воле?
— Она далеко не обща. Кроме того, я и силен тем, что имею волю противостоять всем. Разве не вы уговаривали меня не идти в Обитель? Разве не вы смеялись надо мною, называя пустым мечтателем? Разве не вы все отринули меня, узнав, что я стал назореем?
— Что уж поминать былое, — заметил Иаков. — Что было, то было. Но мы признали свое заблуждение и пришли к тебе. А теперь ты ступи навстречу нам, и да пусть в руке твоей будет не пальмовая ветвь, а меч!
— Не меч, нет! Вы говорите: возьми меч и обрушь его на главу врага. А я говорю вам: любите своих врагов, молитесь за тех, кто преследует вас. Только так станете вы сынами своего Небесного Отца, ибо он велит всходить солнцу и над добрыми и над злыми и посылает дождь и для праведных и для грешных. Если вы будете любить только тех, кто любит вас, за что вас тогда награждать? Разве сборщики податей делают не то же самое? И если вы приветливы только с друзьями, что невероятного вы совершили? Разве язычники поступают не так же? Так будьте совершенны, как совершенен ваш Небесный Отец.
Сторонники решительных действий, не сговариваясь, изобразили на лицах кислое выражение.
— Заладил! — пробормотал Фома. — Читай свои проповеди черни. Она охоча до них. Нам не нужны слова, нам дело надо делать.
— Ну и напрасно! — неожиданно встрял Пауль, неприметным комочком затаившийся в тени у края стола. — Ведь сначала было слово!
При этих словах Иисус внимательно посмотрел в темноту, скрывавшую юного прозелита. Шеве почудилось, что во взгляде сквозила настороженность.
— А тебе лучше помолчать! — мрачно сказал Иаков. — Осталось не так уж долго до утра. Надо решать. Слово за тобой, брат!
Взоры учеников обратились к Иисусу. Тот неторопливо отхлебнул из чаши свое питье.