Весна преображает все. Даже пустыню. Даже человека.
Пауль и не предполагал, что пустыня может быть такой цветущей и по-своему прекрасной. Она всегда представлялась нагромождением барханов с колючим перекати-поле да шипящими спиралями змей. Но весна оживила и эти края, которые, по правде говоря, не были пустыней, а только зажатым горными хребтами нагорьем, чью каменистую грудь покрывали солончаковые подтеки да редкие островки растительности. Но юноше, родившемуся близ вечнозеленых Альп, окрестности Мертвого моря казались сродни Сахаре или ужасной Гоби. Да и обитатели Ханаана, как именовали эти края люди, избегали их.
Даже сейчас, в начале апреля, здесь уже было жарко. Нетрудно было догадаться, что же творилось в этих краях в середине лета, когда солнце дремотно засыпает, повисая над головой. Но покуда лучи его были щадящи. И природа жила, радуясь благодатному теплу и влаге, что принесли зимние ветра. Невысокие кусты покрылись россыпями соцветий, перемежаясь с белыми проплешинами солончаков, зеленела трава, а в ней спешили прожить свой короткий век жуки и букашки. Весело заливались небольшие птахи, жужжали шмели и осы, высоко в небе парил, высматривая добычу, орел.
Природа очаровывала. Не устоял перед ее очарованием и Симон. Какое-то время он шагал молча, но потом внезапно заговорил, и вскоре они с Паулем беседовали так оживленно, что непосвященный мог бы принять их за закадычных друзей.
Путники пересекли каменистое плато и вышли к реке, густо поросшей молодыми побегами камыша. Походившая на ручеек в жаркое летнее время, сейчас река с шумом бежала меж камней, время от времени над водой вспрыгивали серебристые рыбешки.
Спустимся по течению, а потом пойдем по берегу Мертвого моря. Тебе приходилось бывать здесь?
— Нет, — честно ответил Пауль. Чтобы не навлечь на себя новых подозрений, юноша поспешно прибавил: — Я в рабстве три года, и все это время жил в Иерусалиме.
— Тогда ты и впрямь не видел самого интересного места на земле — моря, отмеченного благодатью и проклятием Бога.
— Как так — сразу и благодатью, и проклятием?
— Сам поймешь. — Симон отмерил несколько десятков шагов, после чего все же решил снизойти до пояснения: — Разве не проклято море, в котором не водится рыба? Разве не благодатна вода, дарующая человеку обильную соль и грязь для лечебных мазей?
— Ты прав.
— Тебя поразит его суровая красота.
Симон не ошибся. Диковинная красота моря и впрямь произвела впечатление на юношу, привыкшего к ярким краскам альпийских лугов. Вообразите себе бескрайнюю гладь, ровную, словно зеркало, и не отмеченную ни единым движением. Ни рыба, ни моллюск, ни уродливая медуза не пятнали серебристых вод; небольшое разнообразие вносили лишь ровные ряды невысоких свай, тянувшиеся от берега в глубь моря.
— Это для добычи соли, — пояснил Симон, не дожидаясь вопроса спутника. — Мертвое море богато солью, она немного горчит, но пригодна в пищу.
— А где люди, которые добывают соль?
— Сейчас ты их увидишь. За тем холмом, — Симон кивнул на раскинувшийся впереди холм, — есть деревушка.
— Мы идем туда?
— Не совсем. Наша цель чуть дальше. Но и в этом селении живет немало людей, которые поддерживают нас.
Пауль покачал головой:
— И как они только выживают в этом суровом краю!
— Это непросто, — согласился Зелот. — Но, поверь, человек может жить везде, если, конечно, он сильный человек и в душе у него есть Бог. Эти люди веруют в Бога и живут тем, что дает им земля, скупая на вид и щедрая на деле. Они выращивают овощи, пальмы дают им сладкие финики. В здешних прудах водится рыба, а у русла реки можно найти гнезда диких пчел. Если ты умелый охотник, ты наверняка не останешься без мяса. В горах можно убить газель или козла, около реки в изобилии водятся кролики, а если повезет, можно повстречать и дикого кабана.
— Кому повезет? — спросил Пауль.
Симон усмехнулся, давая понять, что оценил шутку:
— Кто сильнее, тому и повезет. Кроме того, здешние люди рукодельны. Они плетут циновки и другие вещи из тростника, он здесь особенно хорош. Они изготавливают поташ, выделывают шерсть. И конечно, соль. Они далеко не бедны, как можно подумать, глядя на эти безжизненные холмы. А вот, кстати, и сами они.
На вьющейся сверху тропинке появилась группа людей в серых одеждах, напоминающих одеяния кочевников и скрывающих не только тело, но и почти все лицо, оставляя доступными солнцу лишь глаза да ступни ног. При виде незнакомцев люди настороженно замерли. Тогда Симон сдернул с головы платок, чтобы обитатели селения могли как следует рассмотреть его. Расчет оказался верным, один из четверых признал гостя:
— Здравствуй, Симон, прозываемый Зелот.
— Здравствуй, брат, чье имя мне неведомо.
Говоривший откинул край платка, прикрывавший нижнюю часть лица. Его губы улыбались.
— Я Иосиф бар-Иегуда. Узнаешь ли меня?
— Конечно, брат мой.
Симон сделал шаг вперед, в ответ на что его собеседник попятился. Паулю показалось, что на лице его промелькнуло отвращение.
— А кто это рядом с тобой?
— Мой брат Пауль.
— У него странное имя и еще более странное лицо. Он не из киттиев?
— Нет, он принадлежит к другому народу, также не отмеченному Божественной благодатью. Но он принял нашу веру, и теперь он один из нас.
— Только не в нашем доме. Вам придется обойти оазис стороной.
— Как скажешь, брат мой. Но нельзя ли нам набрать чистой воды?
— Мы дадим ее вам сами.
Иосиф бар-Иегуда бросил взгляд на одного из своих спутников, и тот поспешно отстегнул от пояса фляжку из высушенной тыквы. Иосиф принял ее, но не передал Симону, а положил на землю перед собой, после чего отступил на несколько шагов.
— Можешь взять.
— Спасибо.
Симон подобрал подарок. Иосиф и его спутники сошли с тропинки, давая понять, что гости могут продолжить путь. Симон и Пауль так и поступили.
Они взобрались на вершину холма, откуда открывался чудесный вид на окрестности. Впереди зеленел овал оазиса, походивший на яркий изумруд, оправленный тусклым серебром солончаков и белесо поблескивающей глади Мертвого моря. Резкий контраст блекло-серого и яркой зелени настраивал на философский лад. Пауль внезапно подумал, что примерно так жизнь должна отличаться от смерти. Вот только что какому цвету соответствует? Пауль непроизвольно улыбнулся. Симон, в этот миг наблюдавший за ним, истолковал эту улыбку по-своему.
— Что, красиво?
— Да, здесь действительно красиво! — восторженно протянул Пауль.
Селение было невелико. Небольшие, кажущиеся издали уютными и аккуратными, домишки серой осыпью сползали к центру оазиса, где сверкала жемчужина родника. Утопающие в зелени садов и ровных насаждениях финиковых пальм, жилища людей радовали глаз.
— Однако они негостеприимны.
— Они не привечают чужаков. Но это еще цветочки! Ягодки ждут тебя в самой Обители!
— А тебя?
Симон усмехнулся в бороду:
— Я как-никак член общины, хотя и не вхожу в число посвященных. Тебе же там будет непросто. Да и братии тоже. Не понимаю, почему брат направил со мной именно тебя!
— Я тоже не понимаю, — откликнулся Пауль.
Напившись, путники сошли с холма и продолжили путь, обходя селение стороной. Солнце припекало все сильнее, тело изнывало от духоты, почти нестерпимой здесь, в низине. Когда путники шли мимо источника, у которого сидел страж, Симон плотоядно облизнулся:
— Как хочется хотя бы обмыть лицо и руки.
— Ты можешь искупаться в море, — простодушно предложил Пауль.
— Ты сошел с ума! Оно такое соленое, что потом мне придется несколько часов отмокать в пресной воде, а для этого нам нужно еще достичь Обители!
— Нужно! — эхом утомленно выдохнул Пауль.
Но любой путь рано или поздно подходит к концу. Солнце уже готовилось нырнуть за горную гряду, когда путешественники наконец достигли своей цели. То было небольшое селение, прилепившееся к краю плато. В отличие от предыдущего, это селение было совершенно серо-серые силуэты, по неведомой людской прихоти выросшие из безжизненного сердца пустыни. Внушительная каменная стена отделяла Обитель праведности от любопытных взоров. По правую сторону тянулось обозначенное невысокой насыпью кладбище, слева был глубокий овраг.