С этими словами Шева указала глазами на одного из приближенных Ханана. И священник попался на ее уловку. Он обернулся к побледневшему саддукею, и в тот же миг Шева рванулась вправо и затерялась в людском скопище.
Но не успела Шева перевести дух, как судьба даровала ей новую, еще менее приятную встречу. Протиснувшись между двумя облаченными в неряшливые хитоны простолюдинами, Охотница столкнулась нос к носу с человеком, увидеть которого желала менее всего. То был бар-Абба. Зелот мгновенно признал свою обидчицу и сунул руку за пазуху, где, как нетрудно было догадаться, лежал нож. Нечего было и думать о том, чтобы справиться в такой тесноте с разъяренным разбойником. Шева приняла единственно разумное решение и обратилась в бегство. Бар-Абба устремился за нею. Вновь блеснул заветный перстенек, но Шева не обратила на это внимания. Право, ей было не до Фомы…
Ну а Фому тем временем неожиданно нашел Пауль. Вернее, Фома сам отыскал юношу. Пауль неожиданно ощутил прикосновение к своей руке и, покосившись, обнаружил возле себя улыбающегося близнеца Иисуса.
— Я слышал, тебя схватили, — шепнул, подмигнув, Фома.
— Да, — подтвердил Пауль, быстро прикидывая в уме, что сказать в свое оправдание.
— И почему же ты здесь, а не там? — Фома указал глазами на четко вырисовывающиеся на фоне неба кресты.
— Ты не поверишь мне, но на моем освобождении настоял мой хозяин. Выяснилось, что он привязан ко мне.
Пауль выжидательно посмотрел на Фому, тот оскалил зубы.
— Ты прав, я тебе не верю. И я считаю, ты предал нас! — Пауль почувствовал, что в бок ему колко уперлось острие ножа. — А знаешь, как мы поступаем с предателями?..
— Я не предатель. Я хочу освободить твоего брата.
— Правда? — Фома тихонько засмеялся. — А ты полагаешь, нам нужно это? Нет, нам не нужна его жизнь, нам нужна его сила! А силу проще получить у мертвого.
— Но ведь он — твой брат!
— Ну и что из того? Разве не он учил, что ради истины надлежит отречься и от матери, и от братьев? — Фома надавил на клинок, и Пауль ощутил, как стальное острие медленно раздвигает ребра. — Ну а теперь…
В горле Фомы екнуло, изо рта тоненькой струйкой потекла кровь. Удивленно таращась на Пауля, Фома начал валиться на него. Пауль подхватил обмякшее тело, из спины Фомы торчал нож. Пауль поднял глаза. Перед ним стоял Иуда, лицо которого лучше любых слов свидетельствовало о том, чья рука воткнула нож. Стоявшие рядом люди схватили Иуду за руки. Сверкнула сталь, и тогда Пауль, желая помочь юноше, крикнул:
— Он убил римлянина! Римляне среди нас! Бей римлян!
И началось то самое, о чем умолчали Евангелия. Толпа лишь ждала сигнала. Крик Пауля стал искрой, воспламенившей ярость собравшихся вокруг Голгофы людей. Выяснилось, что добрая половина тех, что пришли к холму, имели при себе оружие. С яростными криками горожане бросились на солдат. Те растерялись и попятились, сломав строй. В образовавшиеся бреши ворвались бунтовщики, устремившиеся к вершине холма. Прочие принялись избивать солдат, которые опомнились и отчаянно защищались. Воздух огласили стоны раненых и умирающих. Десятки, а вскоре и сотни тел обагрили кровью землю. Но бунтарей было слишком много, их волны потоком захлестнули сбившихся в несколько кучек римлян. Хрипящие от ярости зелоты с размаху вгоняли ножи в глотки солдат. От них не отставали и храмовые стражники, бросившиеся вперед по приказу Ханана. Тут же бушевала чернь, коей не было никакого дела ни до убеждений зелотов, ни до корыстных намерений саддукеев. Чернь жаждала одного — убивать, и она рвала на куски ошеломленных внезапным нападением легионеров, не щадя ни раненых, ни даже мертвых. Заодно сводились старые счеты, и нередко можно было видеть, как иудей воровским ударом вгонял нож в спину давнего своего обидчика, однажды отспорившего лишний клок земли или соблазнившего чужую жену. То был бунт, ужасный как для тех, против кого он поднят, так и для тех, кто его развязал. То был самый обычный бунт.
Большая часть легионеров полегла сразу же. Немногие сумели отступить вверх, где сомкнулись со второй линией и теперь отражали яростный напор восставших. Бледный как полотно Фурм выкрикивал приказы, но никто их не слушал. Жидкая шеренга римлян пятилась, отступая все выше к вершине, откуда восторженно орали распятые зелоты. Что-то твердил и Иисус — было видно, как шевелятся его губы. Но голос Учителя был негромок, никто не услышал его слов, и никто не мог сказать, о чем он пытался сказать миру в свои последние мгновения. Именно последние, потому что наступал конец. Фурм ухватился за плечо яростно орудующего копьем Лонгина и вырвал его из цепи.
— Убей их! — прорычал центурион, занимая в строю место триария.
Лонгин кивнул. Он легко взбежал на вершину и бросился к распятым. Первый удар пронзил грудь одного из зелотов, второй, столь же точный, оборвал жизнь другого. Встав против Иисуса, Лонгин на мгновение заколебался. Но лишь на мгновение. Затем он размахнулся и вогнал острие ему в грудь. И в тот же миг сверкнула ослепительная молния и хлынул дождь. Как небесная вода сметает все преграды, так и восставшая толпа сняла оцепление и с ревом ворвалась на холм. Беснующееся месиво захлестнуло Голгофу. Один за другим накренились и пали на землю кресты, вокруг которых грудами лежали окровавленные трупы римлян. А потом восставшие устремились в разные стороны, разнося пожар мятежа по всему городу.
На холме остались немногие: раненые, мародеры и просто растерявшиеся. Большая часть их толпилась возле крестов. Тут Шева вновь столкнулась с бар-Аббой. Вода розовыми струйками стекала на землю с его ножа. Бар-Абба с кривой усмешкой шагнул к Шеве. Та встретила зелота с ледяным спокойствием. В руке Охотницы был меч, что позволяло ей чувствовать себя спокойно.
— Я искал тебя! — сказал бар-Абба.
— Да, — ответила Шева.
— Ты тоже искала, но не меня, — прибавил разбойник. — Его здесь нет.
— О ком ты говоришь?
— Не о ком, а о чем. Тебе нужно было копье.
— Да, но откуда ты знаешь?
— Его взял юноша, который был вместе с тобой. Он велел передать мне, что все кончено. Еще он велел передать, что ждет тебя в том самом месте, где вы провели ночь.
— Но где именно? Мы были в разных местах!
— Там, где твой меч напился крови римлян. — Дождь прекратился. Бар-Абба стиснул в кулаке бороду и выжал ее. Губы его сложились в недоуменную гримасу. — Ты помогла схватить меня, но потом спасла мне жизнь. Так было нужно?
— Да, — коротко подтвердила Шева. — А теперь я должна идти.
Бар-Абба демонстративно отступил в сторону.
— Я не задерживаю тебя, но не попадайся больше на моем пути.
— Желаю тебе того же.
Отсалютовав зелоту мечом, Шева заспешила вниз. Путь ее лежал туда, где прощался с жизнью человек, умевший повелевать звездами. Охотница спешила туда, где произнес последнее прости миру Человек. Она торопливо шагала туда, где ее должен был поджидать тот, кто мнил себя больше Человека. Там вкусно цвели лимоны…
Шева нашла Пауля под деревом. В волосах юноши запутались облетевшие лепестки. По одну сторону от него лениво развалился Баст, по другую лежало то самое копье, которое стоило жизни бессчетному множеству людей. При появлении Охотницы Пауль улыбнулся, и лицо его, вымазанное кровью, показалось Шеве страшным.
— Все кончено! — сказал Пауль. — Фома мертв! Копье у нас!
— Все кончено! — эхом откликнулась Шева. В ее руке блеснул излучатель. — Все кончено, Арктур! — Пауль недоуменно повел бровями, и тогда Шева прибавила: — Я знаю, ты можешь убить меня. Одним усилием воли. Но ведь и я могу убить тебя. Одним движением пальца. Быть может, сыграем в игру, что быстрее?
Пауль со смешком поднял над собой руки:
— Пас! Я не играю в азартные игры!
Лицо его начало растекаться, меняя очертания. Прошло всего несколько мгновений, и перед Шевой сидел Арктур, улыбавшийся до боли знакомой улыбкой, той самой, что сводила с ума женщин. Ожил зеленый огонек на перстне, свидетельствуя, что это и впрямь тот, за кем так долго гонялась Шева. Охотница усмехнулась:
— У меня было подозрение, что ты можешь менять генетический код.
Арктур кивнул, соглашаясь:
— Способности трансформеров в этой области были почти безграничны. Мы смогли овладеть лишь незначительной их частью. Я пошел чуть дальше, чем остальные. И это мне пригодилось. Но все же интересно, как ты вычислила меня? И давно ли это случилось?